Добавить в моё избранное
199 мин, 42 сек 86
Она ждала его, где-то там и была, где-то там впереди. А, тот, кто был сзади, пытался его догнать, но уже не мог.
— Мамочка! — он прокричал своей матери там где-то ждущей его впереди — Я хочу к тебе! Я иду к тебе!
Тот, что сзади просто ревел ему вослед и отставал безнадежно и безвозвратно. Это был тот, кто много лет жил в нем в Сурганове Андрее и мучил его, порождая зло внутри своего живого носителя. Это то, что жило в сознании его и то, что теперь погибало, теряя вырвавшуюся из его когтистых цепких лап человеческую душу.
И снова этот яркий свет. Снова свет, который ударил прямо в его Сурганова Андрея. Проходя через него летящего с бешеной скоростью. Свет ударил в лицо, и он выскочил из этого длинного бетонного бесконечного многоуровневого с поворотами тоннеля. Выскочил к высокой ограде с высокими трубами завода.
***
Это случилось очередной, наступившей ночью. В грозу и проливной ливень.
Вся городская психиатрическая клиника имени Ломоносова просто внезапно окончательно сошла с ума. И все что там сейчас происходило, просто потеряло любой контроль.
Прямо посреди ночи, больницу всю тряхнуло несколько раз, да так что посыпалось все от медицинских инструментов до известки с ее стен и потолков. Будто случилось девятибальное землетрясение.
Стены больницы закачались вместе с ее люстрами на потолках. Все это сопровождалось необъяснимыми громкими скрежещущими и прочими гулкими звуками. И казалось, наступил настоящий здесь конец света. Именно этой ночью и именно здесь. Посыпалась даже посуда с полок в ее столовой со звоном металлических кастрюль и тарелок. И покатились вдоль длинных на этажах коридоров больничные на колесах кресла и кровати каталки.
Все больные клиники, вытаращив свои сумасшедшие, в охватившем их испуге глаза, внезапно заголосили на всех голосах, и завыли и этот дикий неуправляемый вой вырвался наружу через распахнувшиеся окна и битые стекла.
Больные начали, словно по общей чьей-то команде, все как один, стали бросаться на решетки камер и железные двери, по всем ее этажам разбивая себе головы и ломая кости. И это невозможно было остановить. Весь медперсонал самой клиники, просто напугавшись всего, что там начало твориться разбежался, выскочив, кто успел за ее ограду, бросив не успевших унести свои ноги и саму больницу на произвол судьбы. Даже, охранявшая ее охрана, бросила все под натиском неизведанной и пугающей все вокруг силы.
Дикий необъяснимый ужас поселился этой ночью в ее стенах и за высоким с колючей проволокой забором клиники.
Ее наводнили пришедшие извне некие существа в виде черных теней. Теней заполнивших всю больницу и все ее помещения, сводя и пугая всех безнадежно больных пациентов и нападая на них. Даже двор больницы стал место пиршества черных существ выходящих из самой темноты ночи, обретая внешность и осязаемость.
Врач психотерапевт Гальперина Регина Олеговна, схватив вместе с медсестрой Тоней своих двоих из их палат пациентов Матюшенко и Савину, это всех кого они успели захватить с собой, закрылись в кабинете самой Гальпериной на все замки, какие только были в той двери.
Заперевшись с медсестрой Тоней в своем кабинете на втором этаже больницы и звонила Климовой. Она позвонила в милицию и в службу спасения, нажав тревожные кнопки.
Гальперина обрывала телефон служб спасения и все пыталась дозвониться до своей коллеги Климовой Вероники Георгиевны, но все бесполезно было. И то и другое. Телефон просто пикал или в нем стоял такой же истошный рев, как и в самой больнице.
Гальперина просто обрывала телефон Климовой. Она никак не могла до нее дозвониться. Она была в ужасе и звонила прямо из самой клиники.
То, что сейчас с самого утра происходило в самой больнице, невозможно было даже описать.
Вся клиника Ломоносова просто стояла на голове. Разбежалась даже вся охрана и из больницы повыскакивали, кто еще успел спастись медики и санитары.
По всей психиатрической больницы по ее стенам и на полу текла кровь. Стояли истошные крики. Трещала и ломалась по всему зданию мебель и вылетали на улицу окна. Осыпалась краска, падали светильники и люстры, и покрывались трещинами стены, и вообще вся больница ходила ходуном, словно попала в зону девятибалльного землетрясения.
Гальперина повернула голову к зарешеченному окну своего кабинета и увидела на своем столе сидящую черную большую смотрящую на нее желтыми жуткими большими широко раскрытыми глазищами кошку. Прямо на ее разложенных, на столе больничных бумагах.
Сестра Тоня тоже туда посмотрела и, напугавшись, произнесла — Ой мамочка! Кто это!
Кошка оскалилась белыми длинными тонкими клыками и зашипела. Он встала на все четыре лапы, выгнула свою дугой спину и шерсть на ее теле встала дыбом.
— Мамочка! — он прокричал своей матери там где-то ждущей его впереди — Я хочу к тебе! Я иду к тебе!
Тот, что сзади просто ревел ему вослед и отставал безнадежно и безвозвратно. Это был тот, кто много лет жил в нем в Сурганове Андрее и мучил его, порождая зло внутри своего живого носителя. Это то, что жило в сознании его и то, что теперь погибало, теряя вырвавшуюся из его когтистых цепких лап человеческую душу.
И снова этот яркий свет. Снова свет, который ударил прямо в его Сурганова Андрея. Проходя через него летящего с бешеной скоростью. Свет ударил в лицо, и он выскочил из этого длинного бетонного бесконечного многоуровневого с поворотами тоннеля. Выскочил к высокой ограде с высокими трубами завода.
***
Это случилось очередной, наступившей ночью. В грозу и проливной ливень.
Вся городская психиатрическая клиника имени Ломоносова просто внезапно окончательно сошла с ума. И все что там сейчас происходило, просто потеряло любой контроль.
Прямо посреди ночи, больницу всю тряхнуло несколько раз, да так что посыпалось все от медицинских инструментов до известки с ее стен и потолков. Будто случилось девятибальное землетрясение.
Стены больницы закачались вместе с ее люстрами на потолках. Все это сопровождалось необъяснимыми громкими скрежещущими и прочими гулкими звуками. И казалось, наступил настоящий здесь конец света. Именно этой ночью и именно здесь. Посыпалась даже посуда с полок в ее столовой со звоном металлических кастрюль и тарелок. И покатились вдоль длинных на этажах коридоров больничные на колесах кресла и кровати каталки.
Все больные клиники, вытаращив свои сумасшедшие, в охватившем их испуге глаза, внезапно заголосили на всех голосах, и завыли и этот дикий неуправляемый вой вырвался наружу через распахнувшиеся окна и битые стекла.
Больные начали, словно по общей чьей-то команде, все как один, стали бросаться на решетки камер и железные двери, по всем ее этажам разбивая себе головы и ломая кости. И это невозможно было остановить. Весь медперсонал самой клиники, просто напугавшись всего, что там начало твориться разбежался, выскочив, кто успел за ее ограду, бросив не успевших унести свои ноги и саму больницу на произвол судьбы. Даже, охранявшая ее охрана, бросила все под натиском неизведанной и пугающей все вокруг силы.
Дикий необъяснимый ужас поселился этой ночью в ее стенах и за высоким с колючей проволокой забором клиники.
Ее наводнили пришедшие извне некие существа в виде черных теней. Теней заполнивших всю больницу и все ее помещения, сводя и пугая всех безнадежно больных пациентов и нападая на них. Даже двор больницы стал место пиршества черных существ выходящих из самой темноты ночи, обретая внешность и осязаемость.
Врач психотерапевт Гальперина Регина Олеговна, схватив вместе с медсестрой Тоней своих двоих из их палат пациентов Матюшенко и Савину, это всех кого они успели захватить с собой, закрылись в кабинете самой Гальпериной на все замки, какие только были в той двери.
Заперевшись с медсестрой Тоней в своем кабинете на втором этаже больницы и звонила Климовой. Она позвонила в милицию и в службу спасения, нажав тревожные кнопки.
Гальперина обрывала телефон служб спасения и все пыталась дозвониться до своей коллеги Климовой Вероники Георгиевны, но все бесполезно было. И то и другое. Телефон просто пикал или в нем стоял такой же истошный рев, как и в самой больнице.
Гальперина просто обрывала телефон Климовой. Она никак не могла до нее дозвониться. Она была в ужасе и звонила прямо из самой клиники.
То, что сейчас с самого утра происходило в самой больнице, невозможно было даже описать.
Вся клиника Ломоносова просто стояла на голове. Разбежалась даже вся охрана и из больницы повыскакивали, кто еще успел спастись медики и санитары.
По всей психиатрической больницы по ее стенам и на полу текла кровь. Стояли истошные крики. Трещала и ломалась по всему зданию мебель и вылетали на улицу окна. Осыпалась краска, падали светильники и люстры, и покрывались трещинами стены, и вообще вся больница ходила ходуном, словно попала в зону девятибалльного землетрясения.
Гальперина повернула голову к зарешеченному окну своего кабинета и увидела на своем столе сидящую черную большую смотрящую на нее желтыми жуткими большими широко раскрытыми глазищами кошку. Прямо на ее разложенных, на столе больничных бумагах.
Сестра Тоня тоже туда посмотрела и, напугавшись, произнесла — Ой мамочка! Кто это!
Кошка оскалилась белыми длинными тонкими клыками и зашипела. Он встала на все четыре лапы, выгнула свою дугой спину и шерсть на ее теле встала дыбом.
Страница
49 из 58
49 из 58
