Добавить в моё избранное
61 мин, 51 сек 31
Меньше будешь знать — спокойней будешь спать. А ведь тоже верно. Каждому свое.
Света на картофельном поле с соседками говорит громко, чтобы слышали и слушали все — это нормально, потому что колхозники — народ смелый, если что, то им сходит с рук — «колхозник», что очень помогает выживать.
Но и гордые. «Ну и что! Если колхозник, так не понимаю, что ли?» — защитная реакция, комплексы, им кажется, что другие так думают. Оттого тут как тут и зависть, и ревность к тем, кто, как им кажется, умней и лучше них.
Так, через забор слева, растили картошку друзья родителей Альфиры, а справа — семья Рамиля. А тетя Альфиры была правофланговой дояркой, громкоголосой и очень справедливой. Она знала про судьбу племянницы и жалела ее. Но только «на картошке» она могла высказаться:
— Вчера у Фатыховых были, Альфира лучше матери стала петь. А какой голос! Думаю, им бы с Назирой дуэтом петь. Надо будет сказать. Она даже «Соловушку» спела! И сама запела:
Сандугач, сандугач,
Китмә, китмә сандугач
Канатларың талдырып,
Туган җирне калдырып.
Бездә туып устең син
Чык суларын эчтең син.
Сандугач, сандугач,
Син китәсен мин калам,
Дусларыма җырлар очен
Җырымны тотып калам
Сандугач, сандугач,
Китмә, китмә сандугач.
Курыкма син тышлардан,
Кал син башка кошлардан
Саклармын салкын җилдән
Китмә син туган иллдән.
Сандугач, сандугач,
Син китәсен мин калам,
Дусларыма җырлар очен
Җырымны тотып калам
Света пела тоже, но в ее исполнении не было той души и изюминки, которые есть у Альфиры и у тех, у кого редкий дар: она брала ноты в три октавы, могла петь оперные куплеты.
И не удивительно, с другой стороны. У Альфиры бабушка была единственной певуньей в деревне, которая могла брать очень высокие ноты и самые низкие — этот дар передался и внучке. Она ее и научила.
В другой раз тетка Альфиры скажет соседкам по полю:
— Не могу наглядеться на ее волосы. Придет из бани, волосы начинает причесывать, а они у нее до колен, да еще густые, волнистые, слов нет — одно загляденье!
У Светы волосы тоже неплохие, только простоватые — рыжеватые, не густые и никак не хотят вырасти ниже уровня плеч. Такова уж их порода, все женщины в роду низкорослые да коротковолосые. Она их и желтком моет, и кефиром, и катыком, но желанного эффекта всё нет. Да и в праздники намотает волосы на скрученную газету, наутро волосы все в разные стороны, волны сами по себе, и приходится мыть заново, на сей раз, чтобы были, как в обычные дни.
Спозаранку мыть волосы — это принести воды, поставить к печи, где уже горят дрова, дождаться нужной температуры, вылить в таз и сполоснуть.
Времени много потрачено, вот и приходится потом носиться, чтобы быстро сделать то, что могла бы сделать за это время спокойно. А в спешке и качество страдает, и что-то разобьется, прольется, наступит на хвост коту и… Словом, больше хлопот да и от мамки сполна попадет. А в деревнях плевали на педагогику — в ход идут то, что под руку попадется: скалка, полотенце, ложка или половник по голове, тяжелая рука тружениц тоже не мягкая, если дать ей силу
Невзлюбила она весь род Фатыховых, всё у них не как у людей, а всё лучше. Зависть и ревность росла у нее с годами и крепла, месть и пакости лились у нее рекой, вместо того, чтобы заняться чем-то полезным или почитать книги.
С детства она завидовала и соседским детям, потом даже родственникам, как когда-то в школе Альфире и другим успешным одноклассницам, дальше — больше. Это зараза такая — зависть, она растет, а без лечения человек самостоятельно справиться не может. Здесь нужна сила воли и желание, которые нужно исполнить.
За внешней улыбкой и радостью в ней росла жадная и безжалостная змея. Ее знали как хорошего человека и отличную доярку, но дома она снимала маску и показывала свою природную суть. С кого же она брала пример? Конечно, с родителей. Мать всегда завидовала соседям и тем, кого ненавидят теперь ее дети. Разговоры в избах хорошо слышны через тонкие панельные стенки или деревянные брусы, даже, если прислушаться, и шепот. И без приложения пустой банки к стене слышно, если у тебя слух отличный.
Отец ревновал мать ко всем подряд, спился, стал еще больше подозрительным к домашним, ненавидел своих лучших коллег по работе. В их семье всем взрослым казалось, что судьба именно к ним несправедлива, у всех хорошо, а у них ничего. Поэтому они и показывали внешний шик и шумную приветливость ко всем подряд. Создавали, так сказать, впечатление. А дети в таких семьях солидарны: не выдадут. Дети в таких семьях растут как маленькие копии родителей, словно через копировальную бумагу срисовали жизнь и продолжают уже выращивать ее у себя.
Мать уже сама стала намекать на свадьбу, дескать, сама вышла в 16, а дочь уже старая, восемнадцать лет от роду, через пару лет старухой будет.
Света на картофельном поле с соседками говорит громко, чтобы слышали и слушали все — это нормально, потому что колхозники — народ смелый, если что, то им сходит с рук — «колхозник», что очень помогает выживать.
Но и гордые. «Ну и что! Если колхозник, так не понимаю, что ли?» — защитная реакция, комплексы, им кажется, что другие так думают. Оттого тут как тут и зависть, и ревность к тем, кто, как им кажется, умней и лучше них.
Так, через забор слева, растили картошку друзья родителей Альфиры, а справа — семья Рамиля. А тетя Альфиры была правофланговой дояркой, громкоголосой и очень справедливой. Она знала про судьбу племянницы и жалела ее. Но только «на картошке» она могла высказаться:
— Вчера у Фатыховых были, Альфира лучше матери стала петь. А какой голос! Думаю, им бы с Назирой дуэтом петь. Надо будет сказать. Она даже «Соловушку» спела! И сама запела:
Сандугач, сандугач,
Китмә, китмә сандугач
Канатларың талдырып,
Туган җирне калдырып.
Бездә туып устең син
Чык суларын эчтең син.
Сандугач, сандугач,
Син китәсен мин калам,
Дусларыма җырлар очен
Җырымны тотып калам
Сандугач, сандугач,
Китмә, китмә сандугач.
Курыкма син тышлардан,
Кал син башка кошлардан
Саклармын салкын җилдән
Китмә син туган иллдән.
Сандугач, сандугач,
Син китәсен мин калам,
Дусларыма җырлар очен
Җырымны тотып калам
Света пела тоже, но в ее исполнении не было той души и изюминки, которые есть у Альфиры и у тех, у кого редкий дар: она брала ноты в три октавы, могла петь оперные куплеты.
И не удивительно, с другой стороны. У Альфиры бабушка была единственной певуньей в деревне, которая могла брать очень высокие ноты и самые низкие — этот дар передался и внучке. Она ее и научила.
В другой раз тетка Альфиры скажет соседкам по полю:
— Не могу наглядеться на ее волосы. Придет из бани, волосы начинает причесывать, а они у нее до колен, да еще густые, волнистые, слов нет — одно загляденье!
У Светы волосы тоже неплохие, только простоватые — рыжеватые, не густые и никак не хотят вырасти ниже уровня плеч. Такова уж их порода, все женщины в роду низкорослые да коротковолосые. Она их и желтком моет, и кефиром, и катыком, но желанного эффекта всё нет. Да и в праздники намотает волосы на скрученную газету, наутро волосы все в разные стороны, волны сами по себе, и приходится мыть заново, на сей раз, чтобы были, как в обычные дни.
Спозаранку мыть волосы — это принести воды, поставить к печи, где уже горят дрова, дождаться нужной температуры, вылить в таз и сполоснуть.
Времени много потрачено, вот и приходится потом носиться, чтобы быстро сделать то, что могла бы сделать за это время спокойно. А в спешке и качество страдает, и что-то разобьется, прольется, наступит на хвост коту и… Словом, больше хлопот да и от мамки сполна попадет. А в деревнях плевали на педагогику — в ход идут то, что под руку попадется: скалка, полотенце, ложка или половник по голове, тяжелая рука тружениц тоже не мягкая, если дать ей силу
Невзлюбила она весь род Фатыховых, всё у них не как у людей, а всё лучше. Зависть и ревность росла у нее с годами и крепла, месть и пакости лились у нее рекой, вместо того, чтобы заняться чем-то полезным или почитать книги.
С детства она завидовала и соседским детям, потом даже родственникам, как когда-то в школе Альфире и другим успешным одноклассницам, дальше — больше. Это зараза такая — зависть, она растет, а без лечения человек самостоятельно справиться не может. Здесь нужна сила воли и желание, которые нужно исполнить.
За внешней улыбкой и радостью в ней росла жадная и безжалостная змея. Ее знали как хорошего человека и отличную доярку, но дома она снимала маску и показывала свою природную суть. С кого же она брала пример? Конечно, с родителей. Мать всегда завидовала соседям и тем, кого ненавидят теперь ее дети. Разговоры в избах хорошо слышны через тонкие панельные стенки или деревянные брусы, даже, если прислушаться, и шепот. И без приложения пустой банки к стене слышно, если у тебя слух отличный.
Отец ревновал мать ко всем подряд, спился, стал еще больше подозрительным к домашним, ненавидел своих лучших коллег по работе. В их семье всем взрослым казалось, что судьба именно к ним несправедлива, у всех хорошо, а у них ничего. Поэтому они и показывали внешний шик и шумную приветливость ко всем подряд. Создавали, так сказать, впечатление. А дети в таких семьях солидарны: не выдадут. Дети в таких семьях растут как маленькие копии родителей, словно через копировальную бумагу срисовали жизнь и продолжают уже выращивать ее у себя.
Мать уже сама стала намекать на свадьбу, дескать, сама вышла в 16, а дочь уже старая, восемнадцать лет от роду, через пару лет старухой будет.
Страница
11 из 17
11 из 17
