Элли, лисья дочь

— Вы часто его сдаете? Здесь чувствуется жизнь.

— одобрительно сказала она.

— Нет, совсем нечасто. Но жизнь здесь безусловно есть, здесь обитаю я.

— ответил он.

— Простите, — удивилась Элла, — но я думала… — Совершенно не проблема, — быстро сказал Федор, — с этого вечера и примерно неделю дом мне совсем не понадобится.

— Вы уезжаете?

— Вроде того, — уклончиво ответил он.

— Мне кажется, что я выживаю вас из дома.

— огорчилась она.

— Нет-нет не волнуйтесь. Это событие было запланировано очень, очень давно, — сказал он и очень естественно и тепло коснулся ее локтя.

— Сегодня будет особенный праздник. Оставайтесь пожалуйста, Элли.

— Назовите меня так еще раз, — попросила она, представив, как смешно это выглядит: древняя старуха, загоревшаяся от одного прикосновения красивого юноши.

Но он ничуть не выглядел смущенным.

— Элли, лисья дочь.

— повторил он вполголоса, ласково глядя ей в глаза.

— Я останусь. Здесь я чувствую себя хорошо. Знаете, я очень долго искала такое место, где мне было бы хорошо. Очень много путешествовала, а в сердце так и осталась пустота. Так рада, что сюда забрела… простите, не следовало так говорить. Я что-то расчувствовалась.

— сказала она устыдившись своей откровенности и мягко высвобождая свой локоть из его ладони.

— Я рад, что вы это сказали, — ответил он и она услышала искреннее сочувствие. Элла не знала, что с ней творилось, лицо горело, сердце билось так сильно, на глаза наворачивались слезы, а губы растягивались в улыбке. Ей было стыдно и очень хотелось, чтобы Федор ушел.

Он это почувствовал.

— Что ж, не буду вам мешать. Надеюсь, вы почувствуете себя, как дома.

— сказал он несколько дежурных фраз и вышел с каким-то потерянным выражением на лице.

Элла стала располагаться как будто трансе, все еще не понимая, что с ней происходит, а потом хлопнула дверь, и он вернулся. Замер в дверном проеме, тяжело дыша, глядя на нее с безумной надеждой, а затем, на что-то решившись, шагнул вперед и взял ее руки в свои.

— Элли, все неслучайно. Ты так долго шла, что почти опоздала, но сегодня… сегодняшняя ночь — особенная. Если ты сможешь вновь убедить это место, что ты одна из нас, ты останешься здесь, навсегда. Ты ведь не просто человек, Элли, ты знаешь это, я сразу это понял.

Почему она ему верила? Может, потому что у него были глаза отчаянно влюбленного, искренние и напуганные, полные безумной надежды. Может, потому что лес вокруг, призрачный и волшебный, и близость гор создавали такую атмосферу.

Может, потому что всегда знала, что это правда.

— Не выходи сегодня ночью из дома, как бы тебя не звали. И делай то, что умеешь лучше всего. Покажи этому месту, кто ты и тогда, тогда… есть шанс.

— сказал он.

И вот, в полночь, Элла разложила на столе карандаши и краски и начала рисовать. Благо, что на время рисования ее голова всегда почти отключалась, Почему она поверила? Может, потому что хозяин трактира очень уж походил на волка. А люди у опушки на собак и шакалов. Сам Федор очень уж напоминал лиса, серебристо-черного горного лиса.

Песенка про Элли то начиналась, то обрывалась, ее начинали петь с середины и с припева. Это была легенда про молодую лису, сбежавшую из родного дома накануне свадьбы. Элли-лисичка была любопытна и хотела посмотреть, как живут люди, но заигралась среди них и забыла, кто она есть на самом деле. И только ее жених все еще ждет ее, верит, что она придет, каждую ночь видна на опушке его фигурка, но время идет, и Элии все нет, вернется ли она?

Дети стали петь эту песню стишок за стишком у нее под окном, но, когда она выглянула, голоса оборвались и снаружи никого не было, только мелькнули в кустах кончики хвостов.

Элла рисовала свою лису: рыжую, молодую и гибкую, с густой пушистой шерстью и не думала почти ни о чем. Она не обращала больше внимания на крики и песенки за окном, пусть ей казалось, что она слышит знакомые голоса отца, матери, двух сестер: уважаемых замужних дам.

Она думала только о своей лисе и об отчаянных зеленых глазах мальчика, которого звали Федор.

Внешность так обманчива.

Наутро голоса стихли, но Элла не помнила, как закончила рисунок.

Она проснулась на низкой тахте, села. Закружилась голова. Вдруг показалось, что она не помнит, где оказалась. Затем все встало на свои места: дом он и есть дом. Вот тахта, вот стол, заваленный карандашами и бумагой, вот знакомый зеленый умывальник, все свое и родное.

Элли потрогала лоб, проверяя нет ли температуры. Что-то уж очень странное ей снилось. Ну да, вчера ведь была особенная ночь.

Она взглянула на свой портрет на столе, законченный изящный рисунок и погладила гладкую акварельную шерсть.