Короткая дорога для всего поселка - через кладбище…
5 мин, 57 сек 46
Фото из инета.
Старое такое кладбище есть в деревне. Видимо, раньше она была маленькой, хоронили обычно за пределами поселений. Но не шибко далече, чтобы уж совсем не тягостно было посещать. Молодые всё в города сбегали, а мы с родителями доживали свой век в деревне. А к старости у всех болят ноги, ведь всю жизнь, с утра до вечера, на ногах. Тогда транспорта не было кроме телег. И то, вроде как транспорт, а по деньгам выходила роскошь. Потому пешочком на поля, в леса, в горы. А потому и кладбище поблизости, чтобы больные ноги вынесли дорогу туда и обратно.
Но вдруг в одно время мода пошла, все стали домик в деревне строить, отдыхать чтобы. Как дачи. Сами в городах живут, а летом в деревне отдыхают. Потом стали и вообще возвращаться. Так, построили по другую сторону кладбища избы и коттеджи, и деревня на глазах выросла. На нашей стороне старенькую школу отремонтировали, пристройку сделали для малышей. Садика отродясь не было, всё с собой, в выходные старшие с ними возятся.
В деревнях ведь так, рожали много, чтобы первый нянька, потом — лялька, а эти ляльки становятся младшими няньками и так дальше, до последнего. Да еще и обязанности старший передавал младшему, а сам родителям помогал. Думаешь, многодетство — это хорошо для детей? Тогда думали, что это нормально. Я была старшей, ох, тяжко было. Детство ведь заканчивается тогда, когда после первого рождаются остальные дети. Это если родители грамотные и умные, то они всех детей любят одинаково, а нас пороли одинаково. Хвалили редко — не положено, а то избалуемся. Завидовали всегда городским.
А тут напротив подруга моя жила. К ней учительницу поселили. Школа ведь рядом.
Учебный год начался. Из другой, восточной, люди стали к нам ходить — кто в школу, кто на ферму, кто в садик, кто на остановку. Люди — народ пеший, а потому кладбище обходить передумали. Да еще и никто там дорогу делать не собирался, и так вышло, что деревня у нас удлинилась. Одна улица. Выходит, с мертвыми делим одну деревню.
Люди привыкли. Ничего никогда не случалось, город далеко, никакого криминала. А вот мистики в деревнях всегда полно.
В каждой деревне есть выпивоха, и не один. Кто-то добрая душа, жена умерла, от горя спился, но его любят всем селом, помогают. А кто-то из города вернулся злой, жена бросила, топит свое горе и зол на весь свет. Но эти двое как раз была парочка не-разлей-вода. Нет, они не пили постоянно, где деньги-то брать, люди не дают, зато работу предлагают. Так и выживали. Домик у них был аккурат последним, перед кладбищем. Ну, теперь это «центр» именуется, а тогда…
Вот однажды Петрусь прибегает ко мне, стучится вечером, а я уже спать собираюсь, волосы распустила. Накинула халат, через дверь спрашиваю. Говорит, беда, во дворе кто-то каждую ночь кто-то на телеге проезжает мимо окон. У них-то и ворот нет, и заборы давно сгнили. Один только старый дом стоит.
Говорю, пить меньше надо, мерещиться перестанет. Нет, говорит, айда, сама увидишь, дескать, Коляша трясется, онемел со страху, а я выпульнулся из дому да к тебе.
Ну, я-то смелая, в деревнях бабы да мужики все одинаковые, сильные да не трусливые.
Иду к ним. Сидим в доме. Коляша захрапел. Так испугался, что сидя и заснул, положил голову на стол. А Петрусь трясется, никак успокоиться не может.
Вдруг слышу, телега медленно проходит. Мне стало не по себе, ведь кто в такое время куда едет да еще и в темноте!
— Ну, видишь тапереча, а я что говорил! — осмелел мужик при мне.
— Тихо ты, давай посмотрим.
Мы оба встали тихо, в это время Коляша как храпанул, что я вздрогнула, но рот прикрыла. Подошли к окну, выйти как-то боязно стало.
— Че делать-то? Я бы тоже такой вопрос задала. Подумала, раз ко мне обратились, к трезвой да уважаемой, значит, нужно держать марку и дальше.
— Так, я тебе вот что скажу. Проспись и завтра не пейте. Вечером проверьте.
На следующий день мужички весь день проторчали дома, вспоминали каждого односельчанина. На этой-то стороне все свои, а телега только у троих — у многодетных да у бригадира. А на той стороне, больше мотоциклов, у двоих «Жигули»
Какое-то время старушка не ложилась, вдруг опять прибежит, лучше наготове быть. До двенадцати подождала. Выключила свечку, экономят свет в деревнях, распустила тоненькую косичку, легла.
Только легла, как прямо под окнами проехала телега.
— Да что это такое! Заразилась от них, что ли! Теперь ко мне.
Старушка взяла ухват, выскочила да как начала орать: — А ну вот из моего двора, нечисть! Чтобы духу твоего здесь больше не было!
В соседнем доме зажгла свечу подруга. Вышла на крыльцо: — Матвеевна, чегой-то это ты вдруг?— Ты телегу не заметила?— Слышала я, но думала, что показалось. Так же, бывает такое.
Матвеевна зашла к подруге. Учительница сказала, что это — галлюцинации. От усталости, или, может, у пьяных видения, мозг-то уже не тот, пропитый.
Старое такое кладбище есть в деревне. Видимо, раньше она была маленькой, хоронили обычно за пределами поселений. Но не шибко далече, чтобы уж совсем не тягостно было посещать. Молодые всё в города сбегали, а мы с родителями доживали свой век в деревне. А к старости у всех болят ноги, ведь всю жизнь, с утра до вечера, на ногах. Тогда транспорта не было кроме телег. И то, вроде как транспорт, а по деньгам выходила роскошь. Потому пешочком на поля, в леса, в горы. А потому и кладбище поблизости, чтобы больные ноги вынесли дорогу туда и обратно.
Но вдруг в одно время мода пошла, все стали домик в деревне строить, отдыхать чтобы. Как дачи. Сами в городах живут, а летом в деревне отдыхают. Потом стали и вообще возвращаться. Так, построили по другую сторону кладбища избы и коттеджи, и деревня на глазах выросла. На нашей стороне старенькую школу отремонтировали, пристройку сделали для малышей. Садика отродясь не было, всё с собой, в выходные старшие с ними возятся.
В деревнях ведь так, рожали много, чтобы первый нянька, потом — лялька, а эти ляльки становятся младшими няньками и так дальше, до последнего. Да еще и обязанности старший передавал младшему, а сам родителям помогал. Думаешь, многодетство — это хорошо для детей? Тогда думали, что это нормально. Я была старшей, ох, тяжко было. Детство ведь заканчивается тогда, когда после первого рождаются остальные дети. Это если родители грамотные и умные, то они всех детей любят одинаково, а нас пороли одинаково. Хвалили редко — не положено, а то избалуемся. Завидовали всегда городским.
А тут напротив подруга моя жила. К ней учительницу поселили. Школа ведь рядом.
Учебный год начался. Из другой, восточной, люди стали к нам ходить — кто в школу, кто на ферму, кто в садик, кто на остановку. Люди — народ пеший, а потому кладбище обходить передумали. Да еще и никто там дорогу делать не собирался, и так вышло, что деревня у нас удлинилась. Одна улица. Выходит, с мертвыми делим одну деревню.
Люди привыкли. Ничего никогда не случалось, город далеко, никакого криминала. А вот мистики в деревнях всегда полно.
В каждой деревне есть выпивоха, и не один. Кто-то добрая душа, жена умерла, от горя спился, но его любят всем селом, помогают. А кто-то из города вернулся злой, жена бросила, топит свое горе и зол на весь свет. Но эти двое как раз была парочка не-разлей-вода. Нет, они не пили постоянно, где деньги-то брать, люди не дают, зато работу предлагают. Так и выживали. Домик у них был аккурат последним, перед кладбищем. Ну, теперь это «центр» именуется, а тогда…
Вот однажды Петрусь прибегает ко мне, стучится вечером, а я уже спать собираюсь, волосы распустила. Накинула халат, через дверь спрашиваю. Говорит, беда, во дворе кто-то каждую ночь кто-то на телеге проезжает мимо окон. У них-то и ворот нет, и заборы давно сгнили. Один только старый дом стоит.
Говорю, пить меньше надо, мерещиться перестанет. Нет, говорит, айда, сама увидишь, дескать, Коляша трясется, онемел со страху, а я выпульнулся из дому да к тебе.
Ну, я-то смелая, в деревнях бабы да мужики все одинаковые, сильные да не трусливые.
Иду к ним. Сидим в доме. Коляша захрапел. Так испугался, что сидя и заснул, положил голову на стол. А Петрусь трясется, никак успокоиться не может.
Вдруг слышу, телега медленно проходит. Мне стало не по себе, ведь кто в такое время куда едет да еще и в темноте!
— Ну, видишь тапереча, а я что говорил! — осмелел мужик при мне.
— Тихо ты, давай посмотрим.
Мы оба встали тихо, в это время Коляша как храпанул, что я вздрогнула, но рот прикрыла. Подошли к окну, выйти как-то боязно стало.
— Че делать-то? Я бы тоже такой вопрос задала. Подумала, раз ко мне обратились, к трезвой да уважаемой, значит, нужно держать марку и дальше.
— Так, я тебе вот что скажу. Проспись и завтра не пейте. Вечером проверьте.
На следующий день мужички весь день проторчали дома, вспоминали каждого односельчанина. На этой-то стороне все свои, а телега только у троих — у многодетных да у бригадира. А на той стороне, больше мотоциклов, у двоих «Жигули»
Какое-то время старушка не ложилась, вдруг опять прибежит, лучше наготове быть. До двенадцати подождала. Выключила свечку, экономят свет в деревнях, распустила тоненькую косичку, легла.
Только легла, как прямо под окнами проехала телега.
— Да что это такое! Заразилась от них, что ли! Теперь ко мне.
Старушка взяла ухват, выскочила да как начала орать: — А ну вот из моего двора, нечисть! Чтобы духу твоего здесь больше не было!
В соседнем доме зажгла свечу подруга. Вышла на крыльцо: — Матвеевна, чегой-то это ты вдруг?— Ты телегу не заметила?— Слышала я, но думала, что показалось. Так же, бывает такое.
Матвеевна зашла к подруге. Учительница сказала, что это — галлюцинации. От усталости, или, может, у пьяных видения, мозг-то уже не тот, пропитый.
Страница
1 из 2
1 из 2