Святой бомж

Когда он напивался самогонки — а это было довольно часто, — то лицо его синело, и он становился похожим на вурдалака, — люди пугались, завидя его среди могил: он шел и почти всегда матюгался, периодически крестясь и кланяясь. Напившись, он покидал кладбище, садился на бордюр рядом с пивбаром и начинал плакать.

— Что плачешь, Федырка? — спрашивали его мужики.

— Россию жалко. Пропала, пропала страна, — столько наркоманов, проституток, «новых русских».

— Да, Федырка, одна надежда на тебя, — хохотали мужики и заходили в пивбар.

Федя вытирал грязным рукавом сопли, вдыхая собственную вонь, и снова начинал рыдать.

— Жениться тебе надоть, Хфедь, — говорила однорукая женщина, принимавшая по-суседству от пивбара пустые бутылки; она широко улыбалась, показывая гнилые зубы, и складывала правой рукой бутылки в ящик.

— Не-ет! — отвечал Федя, — От баб — все зло. Все войны от этих кадушек, — и истово крестился, сплевывая наземь.

Никто не знал, что Федя был мистиком, путешественником в астральный мир. Когда-то у него был дом, жена, ребенок. Ребенок, веселый худенький мальчишка, умер, заболев воспалением легких. И Федя, Федор Михайлович, забросив большое хозяйство, стал читать мистиков: Кастанеду, Рерихов, Блаватскую, а также святых отцов православной церкви. Стал он и выпивать, что за ним раньше не наблюдалось. Однажды он спросил измученную супругу:

— Ирина, как ты думаешь, — да прекрати подметать, — что скажут люди, если узнают, что я — бог?

Жена сплюнула и на следующий день отправила своего дармоеда в психбольницу, тем паче, что последний месяц он перестал выполнять супружеские обязанности, до коих когда-то был очень охоч. Из психбольницы Федор вернулся еще более продвинутым в мистическом плане: доктора, не скупясь, кормили его циклодолом — опаснейшим галлюцинагеном. Жена, послушав с неделю бред об антихристе — Федя собирался с ним воевать, — вздохнула, развелась с мужем и прогнала его из дому, приняв нормального мужика, с брюшком и мозолистыми конечностями.

Федя долго маялся, голодал, часто болел, но постепенно привык и адаптировался: устроился сторожевать на кладбище за малую мзду и подобие жилья, — ночевал он в каморке. Ел он очень мало, — рыскал по помойкам, иногда просил милостыню, собирал бутылки; летом — благодать: питался ягодами бузины, калины, алычи, растущими на кладбище. Часто пил самогонку, что продается в двухэтажном доме на Кавказской (все знают: там частенько можно увидеть милицейский «коробок», — пасут, оберегают, доют), и видел по ночам на кладбище видения, общался с духами. Со временем, в одиночестве, в тишине и в нищете, психика его настолько утончилась, что он стал видеть души умерших — с ними он беседовал долгими ночами под луной: Млечный Путь струился, звезды падали, — но Федор не загадывал желания, — он был всем доволен.

Как-то на Радоницу на кладбище пришли священники и пономари. И Федор грозил им:

— Порождение ехидны, кто вам велел… — тут он запыхался и продолжил: — Придут «прежние», отберут «Мерседесы», мало не покажется, господа фарисеи. У кого две рубашки — отдай одну ближнему, — возгласил он, и его вырвало прямо на чью-то заросшую могилу.

Однажды вечером, молодой еще прапорщик, Андрей Захаров, решил расслабиться и пошел в пивную. Солнце заходило за горизонт, и заря зализывала, как пес, розовым языком струпья цветущей акации. Пахло цветами бузины и силосом. Андрей зашел в пивную и долго там нагружался. Вышел он, когда стемнело, и увидел сидевшего на бордюре, плакавшего по России Федора.

— Друг, — обратился Андрей, покачиваясь, — как ты думаешь: Бог есть?

— Конечно, есть, — уверенно ответил Федор, высморкавшись на асфальт.

— Ишь ты! — удивился Андрей, — он тоже был мистиком. — Пойдем поговорим.

По направлению к кладбищу, в полумраке, шли две странные тени: они беседовали. Андрей с удивлением узнал, что Федор читал Библию, цитирует Апокалипсис, знает Кастанеду, труды Рериха. Он слушал бомжа и временами запрокидывал голову, любуясь ночным небом, и ему казалось, что он летит среди бесчисленных звезд и беседует с Богом.

— Закурим? — предложил он, остановившись.

— Не курю, — ответил Федор, — пустое дело.

— А алкоголь?

— Это хорошо. Продуцирует (об этом писал еще Владимир Соловьев, царство ему небесное!). Особенно хороша самогонка с Кавказской: там добавляют димедрол для солидности, — духов лучше видно.

— Да. Счастливый ты человек, Федор.

— Да уж.

— Я б много дал, чтоб увидеть духов. Хотя однажды меня, после запоя, посетили инопланетяне.

— Бывает, — спокойно сказал бомж.

По небу летела падучая звезда, Федя так широко зевнул, что Андрею почудилось, что он проглотил звездочку.