Добавить в моё избранное
11 мин, 54 сек 153
Стали на берегу печалиться. Выскочила щука-рыба, яйцо подала.
Ну, поехали. До болота доехали, а Кощей Бессмертный у смерти лежит. Взял Иван-царевич яйцо, разломил Кощей и помер. Забрали они золото и Марфу Прекрасную Золотую Грудь. Марфа Прекрасная говорит: «Надо этот дом огнем спалить».
Запалили они дом, и полезло оттуда гнусу разного. Они этот гнус в огонь заметали. И поехали в свое царство.
А туда Яга-Баба пришла, все царство разорила, отца с матерью в темницу кинула, глаза выколола. А сама как мать превратилась. И заповедь дала: кто из людей Ивану-царевичу расскажет, тот камнем станет.
Вот подъезжают они к своему царству. Тут ночь пала, они шатер раскинули и спать полегли. Иван-царевич с Марфой Прекрасной крепко спят, а Орон Верный глаз не смыкает. Прилетели на шатер девицы-голубицы, Федоpa да Егора женки. Лапками перебирают, слезы утирают: «Ах, Иван-царевич, едешь ты не к матери, а к Яге-Бабе; твоя мать, отец, родные братья в темнице сидят — глаза выколоны. Яга-Баба тебе подарочек направила — перву чашу с ядом изготовила».
Наутро встает Орон невеселый. Иван-царевич говорит: «Что ты невеселый ходишь? Или тебе невесты жалко?» — «Не надо мне твоей невесты, а если будут тебе подарки давать, так ты мне отсули». — «Пускай тебе», — говорит.
Опять ночь ночевали. Налетели девицы-голубицы, ножками перебирают, слезы утирают: «Эх, Иван-царевич, направила тебе Яга-Баба второй подарочек, вороной конь. То не конь, а змей, он тебя разорвет!»
Орон Верный наутро встает невеселый: «Что, Иван-царевич, отсули мне второй подарочек. Я тебя от смерти спас». — «Пусть тебе», — говорит.
На третью ночь прилетели девицы-голубицы, еле крылышки держат: «Ах, Иван-царевич, назад вертайся, направила тебе Яга-Баба подарочек: золотую карету, жемчугом убрану; как сядешь, так тебя и сплюснет. А сказать никто не смеет; кто скажет, тот камнем встанет».
Утром Орон Верный говорит: «Иван-царевич, отсули мне еще подарочек, я тебе невесту добыл». — «Ну, пусть тебе», — говорит.
Приехали они в город. Баба Яга вместо матери целуется, обнимается. Налила Ивану-царевичу чару сладким вином: «Выпей, сыночек, на радости». Иван-царевич только хлебнуть хотел, а Орон говорит: «Ты ведь мне отсулил!» — «И правда, царско слово не воротится!» Орон вино под лавку, а чару в карман, вино под лавкой половицу выело. А Баба Яга и говорит: «Ты что ж это слуге да подарки даешь материны?»
Ну, привели Ивану-царевичу вороного коня. Конь — что чудо, золотая грива! «Ну, — говорит, — сынок, вот тебе конь направлен». Иван-царевич любует коня, а Орон говорит: «Ты мне отсулил!»
Поднял палицу пятьдесят пудов и давай коня шелучить, убил до смерти. Ивану-царевичу коня жаль, а помалкивает. А Баба Яга говорит: «Что ты, сынок, надо мной издевку строишь, все матернины подарки слуге отдаешь?»
Ну, подъехала карета золоченая, жемчугом шита, шелком крыта. «Ну, садись, сынок, под венец ехать!» Иван-царевич только ступил, а Орон подскочил: «Ты ведь мне отсулил!» Иван-царевичу кареты жаль: «Эх, какой ненасытный»
А Орон давай карету бить-ломать — в щепы разнес!
Баба Яга ярится, его погубить хочет. Вот вечером их спать повалили. А Орон Верный караулить стал. Середь ночи идет Яга-Баба, две змеи несет. Орон Верный меч схватил, змеям головы снес. А Яга-Баба закричала: «Ой, Иван-царевич, обнасилил слуга твою родную матушку!» Иван-царевич разгорячился: «Ах ты такой-сякой, я тебя от виселицы спас, я тебе и голову снесу!» — «Постой, названый братец, дай слово сказать!» А Яга-Баба кричит: «Не надо ему слово говорить, он над матерью твоей изгалялся!» — «Нет, уж был он мне крестовым братом — пусть перед смертью слово скажет!» — «Это, Иван-царевич, не твоя мать, а Яга-Баба…»
Сказал Орон Верный, по колени камнем стал. «…Твои родители и родны братья в темнице сидят и глаза выколоны…» А Орон Верный уж по грудь камнем стал: «…хотел я, Иван-царевич, и тебя спасти, и сам жив остаться, да ты слугу верного, брата крестового, вешать повел».
Только он сказал, и стал серым камнем. Тут Иван-царевич схватил Бабу Ягу богатырской рукой — пополам разорвал. Ну, пошли они в темницу, вывели отца с матерью, родных братьев, девиц-голубиц. А у отца с матерью глаза выколоны. Взял Иван-царевич живой воды и оживил им глаза. А Орона Верного ни живая, ни мертвая вода не берет. Ну, Иван-царевич плачет-рыдает: «Сгубил я брата названого Орона Верного!»
Взял он этот серый камешек и в свою спальню у изголовья поставил. И зажили. Год живут, а Иван-царевич все по Орону скучает. И два живут. Вот ему Марфа Прекрасная сына родила. У парничка золотые волосы, по ресничкам жемчужинки, под затылком светел месяц. А Иван-царевич все скучный.
Вот ему раз сон снится. Открыл Орон Верный каменные уста и говорит: «Если меня крестовый брат, Иван-царевич, спасти хочет, то зарежь сына и помажь мне рот».
Иван-царевич как выстал, дождался, чтоб Марфа Прекрасная в сад гулять пошла, да взял сыночка своего зарезал.
Ну, поехали. До болота доехали, а Кощей Бессмертный у смерти лежит. Взял Иван-царевич яйцо, разломил Кощей и помер. Забрали они золото и Марфу Прекрасную Золотую Грудь. Марфа Прекрасная говорит: «Надо этот дом огнем спалить».
Запалили они дом, и полезло оттуда гнусу разного. Они этот гнус в огонь заметали. И поехали в свое царство.
А туда Яга-Баба пришла, все царство разорила, отца с матерью в темницу кинула, глаза выколола. А сама как мать превратилась. И заповедь дала: кто из людей Ивану-царевичу расскажет, тот камнем станет.
Вот подъезжают они к своему царству. Тут ночь пала, они шатер раскинули и спать полегли. Иван-царевич с Марфой Прекрасной крепко спят, а Орон Верный глаз не смыкает. Прилетели на шатер девицы-голубицы, Федоpa да Егора женки. Лапками перебирают, слезы утирают: «Ах, Иван-царевич, едешь ты не к матери, а к Яге-Бабе; твоя мать, отец, родные братья в темнице сидят — глаза выколоны. Яга-Баба тебе подарочек направила — перву чашу с ядом изготовила».
Наутро встает Орон невеселый. Иван-царевич говорит: «Что ты невеселый ходишь? Или тебе невесты жалко?» — «Не надо мне твоей невесты, а если будут тебе подарки давать, так ты мне отсули». — «Пускай тебе», — говорит.
Опять ночь ночевали. Налетели девицы-голубицы, ножками перебирают, слезы утирают: «Эх, Иван-царевич, направила тебе Яга-Баба второй подарочек, вороной конь. То не конь, а змей, он тебя разорвет!»
Орон Верный наутро встает невеселый: «Что, Иван-царевич, отсули мне второй подарочек. Я тебя от смерти спас». — «Пусть тебе», — говорит.
На третью ночь прилетели девицы-голубицы, еле крылышки держат: «Ах, Иван-царевич, назад вертайся, направила тебе Яга-Баба подарочек: золотую карету, жемчугом убрану; как сядешь, так тебя и сплюснет. А сказать никто не смеет; кто скажет, тот камнем встанет».
Утром Орон Верный говорит: «Иван-царевич, отсули мне еще подарочек, я тебе невесту добыл». — «Ну, пусть тебе», — говорит.
Приехали они в город. Баба Яга вместо матери целуется, обнимается. Налила Ивану-царевичу чару сладким вином: «Выпей, сыночек, на радости». Иван-царевич только хлебнуть хотел, а Орон говорит: «Ты ведь мне отсулил!» — «И правда, царско слово не воротится!» Орон вино под лавку, а чару в карман, вино под лавкой половицу выело. А Баба Яга и говорит: «Ты что ж это слуге да подарки даешь материны?»
Ну, привели Ивану-царевичу вороного коня. Конь — что чудо, золотая грива! «Ну, — говорит, — сынок, вот тебе конь направлен». Иван-царевич любует коня, а Орон говорит: «Ты мне отсулил!»
Поднял палицу пятьдесят пудов и давай коня шелучить, убил до смерти. Ивану-царевичу коня жаль, а помалкивает. А Баба Яга говорит: «Что ты, сынок, надо мной издевку строишь, все матернины подарки слуге отдаешь?»
Ну, подъехала карета золоченая, жемчугом шита, шелком крыта. «Ну, садись, сынок, под венец ехать!» Иван-царевич только ступил, а Орон подскочил: «Ты ведь мне отсулил!» Иван-царевичу кареты жаль: «Эх, какой ненасытный»
А Орон давай карету бить-ломать — в щепы разнес!
Баба Яга ярится, его погубить хочет. Вот вечером их спать повалили. А Орон Верный караулить стал. Середь ночи идет Яга-Баба, две змеи несет. Орон Верный меч схватил, змеям головы снес. А Яга-Баба закричала: «Ой, Иван-царевич, обнасилил слуга твою родную матушку!» Иван-царевич разгорячился: «Ах ты такой-сякой, я тебя от виселицы спас, я тебе и голову снесу!» — «Постой, названый братец, дай слово сказать!» А Яга-Баба кричит: «Не надо ему слово говорить, он над матерью твоей изгалялся!» — «Нет, уж был он мне крестовым братом — пусть перед смертью слово скажет!» — «Это, Иван-царевич, не твоя мать, а Яга-Баба…»
Сказал Орон Верный, по колени камнем стал. «…Твои родители и родны братья в темнице сидят и глаза выколоны…» А Орон Верный уж по грудь камнем стал: «…хотел я, Иван-царевич, и тебя спасти, и сам жив остаться, да ты слугу верного, брата крестового, вешать повел».
Только он сказал, и стал серым камнем. Тут Иван-царевич схватил Бабу Ягу богатырской рукой — пополам разорвал. Ну, пошли они в темницу, вывели отца с матерью, родных братьев, девиц-голубиц. А у отца с матерью глаза выколоны. Взял Иван-царевич живой воды и оживил им глаза. А Орона Верного ни живая, ни мертвая вода не берет. Ну, Иван-царевич плачет-рыдает: «Сгубил я брата названого Орона Верного!»
Взял он этот серый камешек и в свою спальню у изголовья поставил. И зажили. Год живут, а Иван-царевич все по Орону скучает. И два живут. Вот ему Марфа Прекрасная сына родила. У парничка золотые волосы, по ресничкам жемчужинки, под затылком светел месяц. А Иван-царевич все скучный.
Вот ему раз сон снится. Открыл Орон Верный каменные уста и говорит: «Если меня крестовый брат, Иван-царевич, спасти хочет, то зарежь сына и помажь мне рот».
Иван-царевич как выстал, дождался, чтоб Марфа Прекрасная в сад гулять пошла, да взял сыночка своего зарезал.
Страница
3 из 4
3 из 4
