Плохой пенс

Вначале Ник явственно различил тревожный скрип старых-престарых лестничных ступеней, будто кто-то медленно поднимался наверх или спускался вниз.

«Кто-то идет, чтобы вышвырнуть меня из рая?»

Судя по шагам, человек был один. Ник осторожно повернул голову и замер: в зловещих потёмках наверх по лестнице медленно двигалась высокая фигура в странном балахоне, похожем на ку-клукс-клановский. Ник едва не окликнул незнакомца, чтобы спросить, что это за место и как можно связаться с властями («Здравствуйте, это Врата Рая? Можно увидеть вашего Шефа?»), но выработавшееся за долгие годы службы в армии и работы в разведке предчувствие опасности прямо-таки заголосило внутри, что сейчас ни в коем случае нельзя выдавать себя. Секретный агент Хоупвелл привык полагаться на него, а уж после всего, что пришлось пережить за последние сутки, игнорировать его было бы сущей глупостью.

Фигура в балахоне тем временем скрылась наверху; Ник бесшумно поднялся на ноги и, поправив очки, постарался хорошенько осмотреться впотьмах, чтобы случайно не запнуться за какую-нибудь ерунду и не наделать лишнего шума.

Дверь на улицу, как Ник и предполагал, пока не втянулся в мысли о Райских Вратах, была распахнута, а внизу у стены стояла старомодная детская коляска.

«На том свете есть и младенцы», — только и успел подумать Ник.

Сверху донёсся грохот: так, перекатываясь, падают с высоты ящики или коробки, набитые до отказа разным хламом, вроде старых книг или сломанных игрушек, а через секунду раздался женский крик, полный мольбы и отчаяния. Кажется, у нее были претензии к стражнику Райских Врат.

— Только не Гарри, пожалуйста, не надо!

— Отойди прочь, глупая девчонка… Прочь…

— Пожалуйста, только не Гарри… Убейте лучше меня, меня…

— В последний раз предупреждаю…

Второй голос — холодный, парализующий, с шипящими нотками — принадлежал мужчине, по всей видимости, тому — в балахоне. Оба говорили по-английски, без какого-либо акцента. Рассудок Ника словно откристаллизовался, настроился анализировать, действовать без промедления и ошибок. Это не Святой Петр, и это точно не Рай. И, наверное, даже не Ад.

«Если шепелявый один, справлюсь с ним голыми руками, оружие, если есть, отберу. Двое или трое — уже хуже…»

Ник уже был наверху — там, откуда доносились голоса.

Он бесшумно подкрался к двери, выглянул из-за черной спины шепелявого, оценил происходящее и услышал:

— Только не Гарри! Прошу… сжальтесь… сжальтесь… Только не Гарри! Пожалуйста — я всё сделаю…

— Отойди. Отойди, девчонка!

Перед детской кроваткой, загораживая малыша, стояла молодая, очень милая женщина. Безоружная. Мужчина же, Шепелявый, выглядел неплохо подготовленным физически. Оружия Ник не заметил, если не считать небольшой палки, занесенной над жертвой.

Женщина неотрывно смотрела на палку, мелко дрожала, но стояла как скала, не собираясь отходить от кроватки ни на шаг.

Перед глазами Ника мелькнуло личико умирающей Дайны Беллман, заколотой спятившим Туми. А ещё — растерянные мордашки трёх глупых мальчишек, которых он собственноручно застрелил в Белфасте. Им было от силы лет по десять-двенадцать, и они даже не успели осознать, что это всё — их жизнь закончилась.

Шепелявый Балахон занёс руку с палкой над женщиной, сжавшейся в комочек, и малышом.

— Ава… — договорить у него не получилось.

Агент Хоупвелл уже давным-давно позабыл, что такое реакция. При любой угрозе он действовал исключительно благодаря рефлексам. Опасность должна быть устранена — потом разберемся. Некстати мелькнули мальчики из Белфаста и тут же пропали, палка вылетела из руки Балахона прямо под ноги Нику и хрустнула под ногой, и одновременно последовал тот самый коронный удар ребром ладони по шее, о котором Ник говорил Брайану Энглу и Бобу Дженкинсу на борту «двадцать девятого».

Балахон пошатнулся и растянулся на полу, как подстреленный. Жуткое подобие лица исказила лютая злоба пополам с паникой. Тело перестало ему подчиняться — и это его напугало.

Ник, перепрыгнув через опрокинутый стул и какие-то коробки, подскочил к женщине.

Она выглядела совсем юной, а её состояние, близкое к шоку, не на шутку перепугало Ника. Черноволосый малыш в синей пижамке, стоявший в кроватке и державшийся ручками за перила, выглядел молодцом — топтался босыми ножками по матрасику, что-то гугукал и, улыбаясь всеми восьмью зубками, переводил глазищи с матери на Ника.

— Мэм, вы как? Есть здесь ещё кто-нибудь?

«Почему у меня голос так странно звучит? Как неродной?»

Женщина молчала, вытаращившись на Балахона, валявшегося на полу без движения, и не шевелилась; зубы её стучали, а тело дрожало, как в лихорадке.

— Успокойтесь и ничего не бойтесь. Повторяю вопрос: в доме есть ещё кто-нибудь?

Ответа не последовало.