Плохой пенс

Она по-прежнему не отводила немигающего взгляда с поверженного врага. Из огромных глаз заструились слёзы, но она нашла в себе силы отрицательно помотать головой.

— Уверены? Так, ладно… Приходите в себя, а я пока поговорю с этим хмырём.

Ник осторожно, почти нежно, сжал плечо незнакомки, подмигнул малышу в кроватке и, подойдя к Балахону, присел рядышком на корточки.

— Простите, мистер псих, но теперь уже ничего не поделать, — пожал Ник плечами. — Вы стали овощем и останетесь им навсегда. Я, конечно, готов отвечать за причинение тяжких телесных повреждений, но, надеюсь, эта прелестная леди, — он обернулся в сторону женщины, — подтвердит, что я действовал исключительно в целях защиты. Я своими ушами слышал, что вы собирались расправиться с её ребёнком, а мадам умоляла вас убить её вместо него, видел, как она заслоняла собой малыша. Вы не оставили мне выбора, увы, но ничего, главное, я вас не укокошил, хотя мог бы.

— Что… ты… сделал?! Мои… соратники… и… последователи… отомстят… тебе… и… твоему… щенку… — через силу прохрипел Балахон; эти несколько слов дались ему с огромным трудом. Изумление на отталкивающей физиономии сменилось выражением, какое бывает лишь у безнадежно помешанных, вроде Крейга Туми.

— Соратники? Ты у нас кто? — Ник тоже решил не церемониться с Балахоном. — Дуче? Фюрер? Вождь всех времен и народов? Точно могу сказать, ты — не Кастро, не Бокасса и не Хафизулла Амин.

Балахон глухо рычал, видно, изо всех сил пытался пошевелиться, но ни руки, ни ноги и не думали его слушаться.

— Слушай, урод, ты случайно не из ИРА? — спросил Ник, наклонив голову. — А может, куклуксклановец? Мне не нравится твоя одежонка. Больно подозрительная. Что у вас за секта?

Рот у Балахона перекосило. Красные глаза закатились.

Ник поднялся с корточек и с величайшей брезгливостью приподнял вверх за худой узловатый палец бледно-синюшную руку Балахона. Она, как Ник и предполагал, со стуком упала на пол.

— Сделано на совесть, иначе не умеем. Кстати, надо бы под твою тощую жопу подложить какую-нибудь клеенку, а то обгадишься через несколько минут. Теперь в тебе ничего держаться не будет. Вот такие у тебя отныне перспективы, дуче хренов — срать и ссать под себя. Зато соратники не заскучают: их ждет почётная и приятная миссия — отскребать самое харизматичное в мире говно обожаемого лидера. Ой, мадам, — Ник обернулся к женщине, едва державшейся на ногах, и улыбнулся ей. — Простите за грубость и бестактность, всё, что я только что наплёл, предназначалось в адрес этого безобразного грубого бесцеремонного джентльмена. Ничего не бойтесь. Если вы доверяете мне, могу осмотреть ваше жилище и выяснить, нет ли здесь ещё каких-нибудь… хм… незваных гостей. Да, не подскажете, где у вас телефон? Нужно вызвать кого-нибудь из представителей власти и сообщить обо всём, что здесь произошло. Неплохо бы ещё с электричеством разобраться. Везде так темно… Наверное, этот фрукт выкрутил пробки в щитке, прежде чем напасть на вас.

— Джеймс… Джеймс… — прошептала вдруг она, сглотнув слёзы. — Его больше нет, он умер за нас с Гарри, а вы — не Джеймс… Он так не смог бы…

Совершенно бледная, она рухнула как подкошенная рядом с кроваткой. Длинные волосы, оказавшиеся огненно-рыжими, упали на её лицо.

Малыш, которому Ник навскидку дал примерно полтора года, взглянул на упавшую в беспамятстве мать, оттопырил нижнюю губёнку, словно приготовился заплакать, а потом вдруг протянул ручки к Нику.

— Па-па… Ма-ма — бух?

Глава вторая

Это Ника насторожило.

— Да, малыш, мама — бух! А вот с папой незадача. Куда делся, а?

Он посмотрел на женщину. Она сказала, что в доме больше никого нет.

— Па-па… — малыш продолжал настаивать на своём и изо всех сил тянул ручонки к Нику.

— Так, погоди, приятель, — Ник озабоченно запустил пальцы в волосы, — давай попробуем твою матушку привести в чувство и выясним, где папа. Папы твоего здесь быть не должно.

Тут до него дошло, что с причёской что-то не так.

Волосы под пальцами ощущались как лохматые патлы. Ник, вообще не терпевший непорядка во внешности, слегка растерялся. Он точно помнил, что перед походом к «мосту в никуда»¹ сделал модную и стильную стрижку в одном из самых известных и дорогих салонов Лос-Анжелеса, и даже заметил, что на борту «двадцать девятого» эта стрижка произвела какое-то странное впечатление на Лорел, будто чем-то смутила её. Прошло всего… ну, самое большое, часа три по его внутреннему времени с того момента, как они с Лорел пытались облегчить страдания несчастной Дайны. Когда отросли такие лохмы?

Когда Ник чего-то не понимал и не мог объяснить, он начинал нервничать.

— Па-па… Га-и-и — к те-бе… — не унимался ребёнок, подскакивая в кроватке, как птенчик, пытающийся взлететь.

Неожиданно в комнате раздался неприятный звук: мышцы всём теле Балахона полностью расслабились и перестали удерживать внутри содержимое кишечника.