Когда из-за высоких крон виднелся месяц, душа плясала, словно дьявол, в безмолвной тишине.
Добавить в моё избранное
1 мин, 13 сек 48
Когда из-за высоких крон виднелся месяц, душа плясала, словно дьявол, в безмолвной тишине. Он доставал свой спиннинг и осторожно двигался к реке. Местами, прячась в шелестящие травы, он наблюдал огни, летящих мимо, самолетов. Перешептывался с камышами, с пушистыми макушками. И с криком, прыгая в распахнутые дали, тревожил птиц.
Утром, облачившись в резиновую обувь, забрасывал блесну над сонной гладью и разрезал туман. Из-под косматых, взъерошенных волос, устремляя дикие глаза. Ругаясь на, огромную как лошадь, выдру, нахально проплывающую рядом.
И вытирая минуты ожидания, соленым потом, проступившие на лице. Он резко дернул спиннинг, и чудо – большое рыбье тело рухнуло у ног. Оно дразнило звоном и блеском серой чешуи. Толстая звериная кожа испуганно дымилась и наполняла запахом его тугие ноздри. Он нервно прижимал ее к губам и глядел в стеклянные глаза. Кипящее желание пробегало по его остолбеневшему телу и вздутым жилам головы.
– Дыши! Дыши! – гневно, говорил он, рыбе.
Раздвигая жабры и наполняя ее собой, он весь дрожал от нетерпения. Не в силах удержать ехидную ухмылку, он дробно и возбужденно стучал кулаком о берег. Затем, отходя в блаженное небытие, опустошенно спал, над бегущей прядью волнистых облаков, посеребренных по краям, уже спустившейся луной.
Теперь он целые дни проводил на реке. Здесь, в частые часы душевного затмения, он придавался любовным утехам. Затем, огромное кострище и разогретый большой чугунный чан, распространяли душистый аромат, дымящейся ухи. Косые лучи заката ложились над зеркалом воды. На углях, стреляясь, сгорала розовая кровь. И перечная мята в кипящем зелье, передавала пронзительный оттенок белесой мути.
Утром, облачившись в резиновую обувь, забрасывал блесну над сонной гладью и разрезал туман. Из-под косматых, взъерошенных волос, устремляя дикие глаза. Ругаясь на, огромную как лошадь, выдру, нахально проплывающую рядом.
И вытирая минуты ожидания, соленым потом, проступившие на лице. Он резко дернул спиннинг, и чудо – большое рыбье тело рухнуло у ног. Оно дразнило звоном и блеском серой чешуи. Толстая звериная кожа испуганно дымилась и наполняла запахом его тугие ноздри. Он нервно прижимал ее к губам и глядел в стеклянные глаза. Кипящее желание пробегало по его остолбеневшему телу и вздутым жилам головы.
– Дыши! Дыши! – гневно, говорил он, рыбе.
Раздвигая жабры и наполняя ее собой, он весь дрожал от нетерпения. Не в силах удержать ехидную ухмылку, он дробно и возбужденно стучал кулаком о берег. Затем, отходя в блаженное небытие, опустошенно спал, над бегущей прядью волнистых облаков, посеребренных по краям, уже спустившейся луной.
Теперь он целые дни проводил на реке. Здесь, в частые часы душевного затмения, он придавался любовным утехам. Затем, огромное кострище и разогретый большой чугунный чан, распространяли душистый аромат, дымящейся ухи. Косые лучи заката ложились над зеркалом воды. На углях, стреляясь, сгорала розовая кровь. И перечная мята в кипящем зелье, передавала пронзительный оттенок белесой мути.
