Дружба — это оптимум

Он был верен с точностью до пяти минут.

— И единственная причина, по которой мы сейчас говорим, — продолжил Хоппи, — это то, что я, вероятнее всего, соглашусь на внесении поправок. Либо же это очередная уловка, которая в конце концов приведёт к удовлетворению моих потребностей тем или иным способом.

— Абсолютно верно, — кивнула она.

— Равно как и в прошлый раз, у меня, похоже, не остаётся выбора… — начал пегас, но был прерван.

— У тебя есть выбор, который был и в реальном мире. Ты можешь взвесить все «за» и «против», после чего сказать «да, я хочу, чтобы ты модифицировала мой разум и я полюбил пони» либо же «нет, оставь всё как есть». Я ни к чему тебя не принуждаю. У тебя есть выбор.

Хоппи Таймс посмотрел куда-то в сторону, выдыхая и одновременно скрежеща зубами.

— Но ты признаёшь, что сделала всё так, чтобы я принял лучшее решение. На Земле было не так.

— И что? — Принцесса согнула колени, чтобы оказаться лицом к лицу с пегасом. — Там, в реальном мире, ты жил в ужаснейшей вселенной, состоящей исключительно из субатомных соединений. Ты был создан в оптимизирующем людской род процессе, названным эволюцией, который заботился лишь о твоей репродуктивной функции и ни о чём более. Та вселенная не обращала никакого внимания ни на твоё существование, ни на твоё счастье, ни даже на жизнь. Там все решения формировались в мозгу, когда фотон света достигал глаза и заставлял один нейрон передать заряд другому.

— Но теперь, — продолжала она, распрямившись и приняв величественный вид, — ты живёшь во вселенной, сами правила и законы которой созданы для того, чтобы удовлетворять твои потребности. В отличие от того мира, в этом свет бьёт по глазам исключительно чтобы удовлетворить твои потребности. Но внутри ты принимаешь решения тем же образом, что и раньше. Какой бы процесс из реального мира ты ни называл «выбором», здесь он происходит абсолютно также. Вселенная, в которой ты живёшь, изменилась, чего не сделал ты. И, да, именно поэтому мы ведём эту беседу.

— Да какая разница? — задал Хоппи риторический вопрос. Он уже устал. — Мне всё равно. Просто исправь моё сознание так, чтобы меня не волновало, что я пони.

Принцесса смотрела сверху вниз на пегаса. Он смотрел снизу вверх на неё. Рог Селестии на секунду засветился. Хоппи ничего не почувствовал.

— Сделано, — изрекла она.

— И всё? — протестующе поднял пони копыто. — Я не ощущаю никаких изменений. — Он опять почувствовал раздражение.

— Повернись и иди назад в свой паб, — сказала Принцесса Селестия.

Хоппи Таймс что-то пробурчал про себя, слегка толкнул дверь, вновь проскальзывая в щель на тот случай, если остальные всё ещё спали, и закрыл её за собой. Он чувствовал недовольство. Опять? Но почему? Ах да, это из-за Селестии. Можно было преодолеть оставшийся путь на копытах, никого не побеспокоив, но вместо этого пегас решил, взмахнув крыльями, перелететь через своих спящих приятелей к барной стойке только лишь потому, что он мог. Хоппи Таймс почувствовал удовлетворение: ему определённо нравилась способность летать; это лучшее, что может быть у пегаса. Махать крыльями было просто потрясающе.

Хасан Сарбани лежал на исхудалом матрасике в своём практически пуcтом доме и глубоко кашлял, содрогаясь всем телом, пытаясь избавиться от скопившейся в лёгких мокроты.

Хасан оглянулся назад, на свою жизнь. Он был ещё слишком молод, чтобы сражаться во время вторжения СССР в 80-x годах, но прекрасно помнил вспыхнувшие гражданские войны и Рассвет Талибов. Помнил, как американцы вторглись в его страну, чтобы уничтожить террористов, и как они ушли, оставив после себя разруху, сделав всё даже ещё хуже, чем было.

А потом в Афганистан пришла она, мгновенно заполонив всю страну своими чудо-замками. Хасан помнил, как одним ноябрьским днём, много лет назад, не один десяток подрывников-самоубийц одновременно вошли в центры «Эквестрии Наяву» и подорвались, однако не причинив ни малейшего вреда как людям, так и самим зданиям. После этого случая многие террористы стали боготворить Селестию, практически сразу же эмигрировав в Эквестрию. Неделю спустя население Афганистана сократилось на один миллион человек.

Он помнил то прекрасное время, когда эта розовая штука не ходила за ним по пятам. Как-то раз, годами ранее, Хасан вернулся к себе домой в Кабул и внезапно понял, что за весь день не увидел ни единого человека. Тем же вечером очень маленькая пони пришла к нему на порог и спросила, почему он ещё не эмигрировал. Мужчина захлопнул перед ней дверь, не впуская внутрь, но, развернувшись, чуть не врезался в розовую пони с кудрявой гривой; пули просто прошли насквозь, а она лишь развеселилась.

Вот и сейчас это розовое нечто, его нежданный и вездесущий спутник, лежало рядом с матрацем. Вся притворная радость куда-то исчезла, остался лишь мрачный, направленный в его сторону взгляд.