Пожиратель кошмара

Я достиг своей цели путешествия в Вавилоне. Я нашел тот затерянный в песках Месопотамии древний орден дервишей. Сведения об ордене не сохранятся ни на одном физическом накопителе. Знания о нем передавались из уст в уста еще задолго до того, как был заложен первый камень в основание первой из пирамид.

Ты можешь искать этот орден, но не найдешь его, пока они сами не решат, что ты достоин.

И вот однажды, стоя на залитом багровым солнцем песке, я увидел этот загадочный мираж, который был вовсе не миражом. Я увидел оазис и вошел в него. Там я увидел высоких смуглолицых людей. Они дали мне прибежище и напоили водой, ничего не говоря и не спрашивая, как и было положено.

А потом, с рассветом следующего дня, они спросили меня, всего один раз, как и должны были спросить, действительно ли я этого хочу.

И я ответил согласием.

И тогда они подвели меня к тому колодцу.

И из этого колодца я услышал.

Неважно, что я услышал там. Важно лишь то, что есть двери, которые не следует никогда отворять.

Мы все совершаем ошибки и становимся заложниками своего тщеславия, даже если одеваем его в благородные и возвышенные посулы.

После того, как говорившие в колодце перестали вещать, я покинул пустыню, и ушел не оборачиваясь, как должен был уйти. Я получил, что хотел и взял то, что они дали мне.

Тебе, как никому другому, известно о моей тяге к мистическому и опытам со снохождением.

Так вот, тогда мое искусство поднялось на немыслимый уровень. Я решил, что теперь одержу окончательную победу и возвышусь над всеми учеными мира.

Итак, тебе известно о моих экспериментах с областью сновидений. Разуверившись в современной науке еще со времен студенческой скамьи, я, подобно философам древности, обратил все силы своего знания во внутренний мир.

Как я сказал, после того времени, проведенного у колодца, в искусстве снохождения я продвинулся уже очень далеко.

Я мог, приложив волевое усилие, обозревать любую точку земного шара и замедлять течение времени сообразно своим потребностям. Я также овладел искусством быстрого вхождения в сон, и в сон внутри сна, если мне такое потребуется. В этих снах я продолжал учиться.

Каждый раз, пробуждаясь, я ликовал и был преисполнен невиданного оптимизма и невыразимой силы. Теперь, чтобы выспаться, мне хватало ничтожного количества времени.

Твой рафинированный ум, некогда бросавший мне достойный вызов, теперь казался мне достоянием обманутого школяра.

Я мечтал возвыситься над всеми учеными мира. Более того, я стал одержим мыслью постигнуть непознанное наукой.

О, друг мой, к тому времени, в своих снах, я мог наблюдать процессы жизнедеятельности человеческого организма настолько сокровенные, что не существует приборов, способных их отразить. Но это меня совершенно не волновало тогда, когда я заглядывал далеко в глубины космоса. Я обозревал испепеленные, ржавые пустоши Марса настолько близко, что, казалось, могу достать их рукой.

Я уже упоминал о своих честолюбивых планах в науке. Я понимал, что для их реализации необходимо пролить свет на то, что не прояснит ни одна перегруженная формулами теория и не покажет самый совершенный электронный телескоп.

И тогда я обратился к явлениям и величинам, о которых точным наукам не было известно ничего, кроме туманных гипотез.

Теперь в своих снохождениях я устремлялся все глубже в космос.

С каждой новой ночью, которая для меня длилась подобно сотне земных ночей, я осваивался в астрале все лучше и устремлялся все дальше. Космический холод и радиация не могли причинить ущерба моей астральной проекции.

Я скользил над ржавыми безжизненными полями Марса и изучал эту древнюю ржавчину под равнодушным, незамутненным сиянием звезд. Я пытался понять то, о чем молчит эта древняя планета, погребенная в красных песках. Я спрашивал у бесстрастных звезд, что они видели до того, как планета стала Красной. Именно тогда, впервые, меня коснулась далекая тень той неизъяснимой опасности, что закрывали от нас звезды.

Но это, меня не остановило, увы. Я считал, что нахожусь в безопасной недосягаемости. И я научился создавать нечто вроде астральных проекций своих осознанных сновидений и с их помощью изучать материальный мир.

Так, однажды, я создал себе фамильяра.

Астрального голема, целиком послушного моей воле. С его помощью, я хотел заглянуть туда, куда, как я полагал до меня, не пытался никто иной. Наивный и одержимый мечтами дурак, павший жертвой собственной самонадеянности.

Затем, рукописи продолжены, очевидно, в сильной спешке.

Нет времени. У меня нет больше времени позволять себе описывать неописуемое. Есть двери, которые лучше не открывать.

Итак, я создал себе голема, чтобы с его помощью осуществить то, что бессильна осуществить современная наука.