Пожиратель кошмара

Сквозь стены проступают непонятные потеки, которые не могут быть обычной сточной или дождевой водой.

А еще я все чаще чувствую, как оно изучает помещение, подобно, — пока еще — слепому котенку. Я думаю так, в первый раз, оно впервые заглянуло тогда в кабинет Карла. Так оно заглядывает все чаще в мой обессилевший разум, когда я отхожу ко сну. Все таким непонятным, неизъяснимым мне образом, оно опустошает мой сон, забирая и кошмары. Я не могу понять его природу.

Теперь я понял. Оно может проявлять мои кошмары в повседневной жизни. Но мой разум ему не одолеть.

Как и руки мои, которые, которые пока еще слушаются меня.

Я не знаю, что пока еще мешает ему проявиться в полной мере, но я не собираюсь сидеть и дожидаться этого в своем бесполезном доме.

Это породил я, за мной оно пришло в наш мир и мне за это отвечать.

Я пока еще не понял как, но похоже, что это что-то или кто-то реагирует на активность моего разума. Вот почему, первыми оно забрало себе кошмары, и сны, вызывающие наиболее сильные эмоциональные переживания.

И теперь, когда я чувствую, что времени моего может остаться совсем немного, я хочу завершить дело, в котором и так уже зашел слишком далеко.

Поверьте мне, некоторые двери лучше держать запертыми. И сейчас я намерен закрыть ту единственную дверь, связывающую это с нашим миром — дверь, через которую оно пытается проникнуть сюда. Я намерен закрыть дверь своей жизни.

Прощайте.

*Конец рукописи*

Я допечатал последнюю страницу и стал смотреть на уютно полыхавший камин. Я сидел за письменным столом, в кабинете нашего с Мартой загородного дома, куда я приехал, для того, чтобы перепечатать и упорядочить записи, оставленные мне моим другом, покойным профессором Перлзом. На столе лежали дневники и страницы с перепечатанным текстом его рукописей. Так я сидел, и смотрел на огонь, когда в комнату вошла моя жена Марта.

Ее взгляд упал на кипу документов на столе.

— Ты намерен все это опубликовать — сказала она. — Даже в своем безумии он был экстравагантен.

Я резко встал, подошел к уютно полыхающему камину и бросил дневники и листы в топку.

— Нестор! — воскликнула Марта.

Я порывисто обернулся.

— Великий ученый, мечтатель, исследователь, — ответил я. — Пусть общество запомнит его таким! Многим в жизни я обязан ему. Он вдохновлял меня. Я не позволю, чтобы его полную достойных свершений жизнь испортил этот последний приступ безумия. Я ни слова не скажу ни прессе, ни кому бы то ни было. Я не позволю этим охочим до сплетен падальщикам пятнать светлую память моего мертвого друга.

Мой голос начал срываться.

Марта подошла и мягко взяла меня за руку.

— То происшествие в пустыне… Что тогда случилось, Нестор?

Я вздохнул.

— Он так и не оправился после этого до конца. Все эти поиски шамбалы, властителей древности… Эта его последняя экспедиции в Вавилон оказалась роковой. Невиданная в тех местах песчаная буря застигла всех участников экспедиции.

Погибли все кроме него. Он удивительным образом выжил тогда, сумев закутать лицо и дыхательные пути фетровой тканью. В тот же день он был извлечен из песчаных завалов отрядом спасателей.

Он был жив и, как ни странно, практически не пострадал. Так казалось на первый взгляд. Волосы его стали седыми от пережитого, в глазах появился пугающий маниакальный блеск. Когда его откопали спасатели, он горько смеялся. И нес какую-то околесицу о колодце духов, древнем испытании и пожирателях, что живут на Земле и жили задолго до появления первого ящера. Его коллега, светило из области психиатрии, назвал это обычным посттравматическим расстройством, и сказал, что человек такой воли и такого незаурядного ума быстро пойдет на поправку.

И оказался почти прав. Джон действительно, очень быстро пошел на поправку и выписался из госпиталя уже на следующий день, еще более энергичный и готовый к работе, чем прежде.

Единственное, что теперь было бы затруднительно назвать нормальным — это его глаза. Это были глаза человека видевшего слишком многое и зашедшего слишком далеко. Я боялся этого взгляда.

Потом наши пути разошлись.

Я переехал сюда, в Питер, получил докторскую степень, возглавил редакцию журнала «Квантум». Остальное ты знаешь.

На похороны Джона Перлза собрался почти весь цвет петербургского научного общества, подошли возложить цветы и некоторые общественные деятели.

После того, как были сказаны прощальные слова, и гроб с телом покойного опустили под землю, солнце уже зашло за горизонт. Наступил неестественно красивый вечер позднего бабьего лета. Луны не было видно на небе. Звезды, необычайно яркие, лили свой холодный космический свет с ясного безоблачного небосвода, заливая все вокруг тусклым люминесцентным сиянием.

Я наклонился и одним из первых бросил в просторную могилу горсть свежей земли.