Последняя повесть о потерянном рае

Где ты?

Я тут, я рядом, — шепотом-шепотом мне, едва слышу…

Я обнимаю её. Я просыпаюсь, весь в поту, я говорю ей, что мне показалось, будто я растение в пластмассовой баночке, уложенное салфетками. Она ничего не отвечает мне, она молчит и смотрит в сторону. Я целую её, беру руку выше запястья, нащупывая указательным пальцев её вену, поглаживая её. Она улыбается, тело в мурашках, мы не закрыли окно, а за окном конец сентября. Сегодня суббота, завтра воскресенье. Я никуда не пойду. А она? Она сейчас, нет, не сейчас, а через полчаса, после всего, встанет, оправит грудь, наденет платье и поедет. Или нет? Я не знаю, она может оставаться у меня днями. Вчера, когда я приехал домой из университета, она уже была здесь. Она сидела на лавочке в саду, на ней было белое платье, она надела летнюю панаму моей бабушки и укуталась в плед.

Какая-то тургеневская барышня.

Со слоновьей порцией ЛСД в сумочке.

Нас отпускает только сейчас. Это в первый раз. В первый раз после прихода у нас был секс. Очень странный, это похоже на то, как если ты будешь резиновый, а время и пространство вокруг будут водой. Притупленные чувства, холодное тело Сони, её стылая кровь. Моя горячая кровь, мои резкие движения в ней. Да, это похоже на секс с трупом. Я не хочу обнять её после, а она встает, живой труп холодной женщины, оправляет грудь, надевает платье, красит губы, что-то еще делает у зеркала в спальной.

Она уезжает. Я слышу, что дверь закрылась. Она взяла ключи, значит, это не в последний раз…

Стыковка проходит сложно. Никаких люков не видно. Приходится использовать устройство экстренного стыкования, череда лазеров рассекает поверхность, вырезая окошко, через которое должны пройти наши дроны, разведать обстановку и при необходимости выстроить дорогу для астронавтов. Насколько я знаю, у ученых было несколько предположений о том, как попасть вовнутрь. И самое главное было это: рассечь на поверхности города нам люк и пустить туда дронов-строителей (отчего-то ученые уверены, что Обитель не будет встречать нас с открытыми вратами). Поэтому у нас аж шесть запасных лазерных люков и еще больше запасных дроидов. Сейчас они стоят стройным рядком в ремонтных отсеках, в ожидании. Да уж, было бы обидно, если бы мы пролетели такую бесконечность, а в итоге не смогли бы попасть вовнутрь! Оставаться в этой пустоте страшно, но еще страшнее идти туда, внутрь… Мы действуем в страхе, посреди страха. Посреди этого страха бродит и наше любопытство.

Она появилась из ниоткуда, сама собой. Где мы с ней встретись? В университете, может быть. Она читала нам какую-то лекцию как приглашенный лектор? Не помню. Она просто появилась у меня в доме. Один раз. Потом еще. И потом стала появляться раз за разом, женщина, сотканная из темной материи и одетая в белое платье. Она отражала свет. Не мой, а вообще. Свет как будто не касался её. Я не видел, чтобы она когда-нибудь по-настоящему улыбалась. Чтобы она радовалась солнцу, например, или природе.

Мы сидим с ней в моем саду. Утро. После ночного дождя. Свежо. Все дышит предвосхищением лета. Каждый клейкий листочек в саду приготовился уже дышать и чистить воздух. Соня даже сделала завтрак. А я сделал чай. Какая-то идиллия, иначе не скажешь. Я говорю какую-то незначительную глупость, более важную с очки зрения интонации или тембра голоса, нежели не с точки зрения содержания. Это, наверное, что-то вроде самого фригидного потаенного за всеми смыслами признания в любви, ну или просто в радости. Соня «улыбается», вернее, делает формально все те движения, которые у нас у людей означают улыбку. Но на самом деле никакой улыбки нет.

Хочется пырнуть её ножом.

— Я завтра приеду, хорошо? — вся интонация — вопросительная, но это не вопрос.

— Хорошо. Приезжай, завтра я как раз весь день буду дома.

— Завтра? А, нет, послезавтра. Просто завтра я не могу.

— Хорошо.

Коридор большой, идти по нему неизвестно сколько. Может быть, километров десять, а то и пятнадцать в ширину. Длину его измерить пока не представляется возможности. Наши дроны унеслись в темень коридора с безумной скоростью и пока не вернулись. Сигналов от них нет. Холодно.

Мы двигаемся медленно, опасаясь провалов в коридоре, наши лучи сканируют поверхность, по которой движутся наши траулеры, но вот уже сотки километров дорога гладкая, как будто бы она из очищенного мрамора. Ни песчинки, ни соринки, идеально ровно. И идеально темно. Свет теряется в темноте, он ничего не освещает. Пустота.

Я сплю. Звонок. Кто это? Позавчера она была у меня, привезла какие-то колеса, а наутро мы пили чай с амфетаминами, и она сказала, что приедет в гости с мужем и детьми. Вся эта информация растягивается звуком звонка, долгим, нудящим… Я приииеедуууууууууу сссыыыыыыыыыыыыыыыыы…

Я одеваюсь, открываю дверь… -

Блять. Ну, здрасьте, детишки…

Ага, я Андрей, Андрюша, талантливый студент-философ, здравствуйте…

Ага, ага, все так.