Последняя повесть о потерянном рае

Что это за чудовище? Как оно здесь оказалось? Как смогло поглотить этого великана? Или оно застало его уже мертвым и лишь распространилось по мертвому телу заразой, вознамерившись затем в гордыни свой мерзости породить из себя подобие мертвого великана, но создав в итоге лишь монструальных гаденышей…

Соня, где же ты? Зачем ты привела меня сюда? Ты обещалась мне показать нечто прекрасное, пик света, предел счастья… Как предельно лживо звучат эти выражения здесь, перед этим чудищем, пожирающем тело мертвого бога! Куда ты привела мне, ведьма?!

Щупальца чудища ползут ко мне, обвивают мои ноги, начинают тянуть меня к себе… Отвратительная, склизкая его поверхность начинает пульсировать и булькать, пускать какой-то пар из себя и как бы биться в экстазе от нового улова. Оно тащит меня к себе, я чувствую его жажду поглотить меня и приложить к своей трупной трапезе как десерт, полакомиться чем-то еще живым…

То, что во мне, не назвать ни брезгливостью, ни ужасом. Это нечто за гранью подобных определений. Даже крик не может родиться во мне. Есть лишь желание превратиться в нечто неделимое, без частей и без органов, что нельзя даже взять, ибо не за что, — в какую-то песчинку на дне морском или посреди бескрайнего космоса, летать без цели вокруг любой из бесчисленного множества планет, быть никому не видимым спутником безвестной никем не обитаемой планеты…

Но у меня есть ноги, и щупальца чудовища обвились вокруг них и тащат меня, пробираясь до туловища, до рук, до шеи…

Наконец, я кричу из всех сил, давясь слизью, которую извергают из меня щупальца, пробирающиеся ко мне в нутро…

Тише, тише… — я слышу сонин голос, нежный, тихий, она шепчет мне какую-то молитву, у неё в голосе нет ни тревоги, ни испуга, одна забота. Она обнимает меня за голову, крепко держит, её губы у моего уха и она тихо-тихо шепчет мне: всё хорошо.

Что это было?!

Не знаю. Тебе плохо? — она крепко обхватила мою голову своими руками. Всё хорошо, всё хорошо — шепчет, я успокаиваюсь. Минута счастливого трезвения от кошмара, другая минута сладкой полудремы.

Нужно заварить чаю. Выйдем с ней на террасу, за окном осень, прохладно, хорошо…

Я иду на кухню. Открываю дверь и — проваливаюсь в темноту до тех пор, пока острые щупальца не впиваются в меня. Щупальца чудища торчат в моем животе, опутали ноги, связали руки, они тащат меня! Это была ошибка! Мне не нужна ни осень, ни терраса, ни чай, я хочу обратно в спальную в кровать! Соня, выгляни, помоги! Нет, щупальца тащат меня к чудищу, оно раскрыло пасть, гигантскую и зловонную, пустую, черную…

Черными скользкими щупальцами чудище гладит меня по волосам, впивается в кожу, хрустит черепная коробка, оно ползет у меня между извилин, я чувствую, что руки мои спутаны, оно впилось мне в живот, мешает там все, прыскает черный яд в мои вены; оно будто высасывает из меня всё человеческое, по которому оно изголодалось, оно жадно жрёт меня, обгладывает, оставляя от меня один голый скелет из правды, ничем не прикрытой…

Одна правда, таким меня еще не видел никто, у меня не остается ни к кому жалости, я просто смотрю на себя, смотрю на людей, которых больше нет во мне, я готов сказать им всю правду…

Сквозь чернеющую пустоту бесконечных пространств я несусь в некогда родную даль, пустая оболочка от человека, без добра, без страха, без ненависти и без сочувствия внутри, крошечная песчинка в космосе, которая уничтожит абсолютно всё. Но всё уже позади, впереди лишь пустота и мертвые существа, назвавшие свое воображение жизнью.

Все они умрут, все они уже умерли.