Вы замечали, что старые дома всегда имеют свою историю? И почти всегда в недрах старого строения находится нечто такое, что может потом терзать и мучить жильцов. Иногда это странные шаги или поскрипывания, иногда стуки, природа которых необъяснима, а иногда это души тех, кто много лет ищет того, кто поможет упокоиться с миром…
Добавить в моё избранное
2 мин, 29 сек 47
Наш старый дом издавна был разделен на две половины, во вторую почти никто не ходил, бабушка запрещала мне даже приближаться к этой половине. Тогда мне было лет 10 и, как всем детям, мне было очень интересно: ну что же там такого, что даже дед ночью отказывается туда идти? Наконец, перед новогодними праздниками, мне удалось проскользнуть в эту половину. Надо отметить, что меня никогда не пугали ни бабайками, ни темнотой, ничем вообще, поэтому я не боялась ничего. Более всего меня интересовала комната, которая отчего-то была забита досками. Но туда не попасть, поэтому я с папиным фонариком в обнимку, пошла по дому. И тут услышала плач, явный плач ребенка, причем маленького, и пошла на сам звук. Он шел из-за забитой двери, я пыталась заглянуть в щелки, но ничего не вышло. Но тут я почувствовала, что кто-то идет, обернулась, и фонарик высветил чужую женщину в красном платье. Я немного оробела и сказала, что сейчас позову взрослых, и что она пусть уходит, это чужой дом. А она вдруг сказала: «Это мой дом. Спасите ребенка». Я тут же припустила домой, в половину бабушки. Там все рассказала, а она побледнела и мне, конечно, досталось. Но через два дня я опять пробралась туда и снова слышала плач. Но меня поймал дед.
С того дня прошло 10 лет, я выросла, но женщину в красном и плач забыть не могла. Вышла замуж и стали жить в этом же доме, но тут началась чертовщина: муж и я стали регулярно слышать плач. Мужу это в новинку, но я отлично узнавала его. Бабушка, наконец, сдалась и рассказала историю нашего дома. Некогда тут жила наша дальняя родственница Изольда, семья была богатой и под новогоднюю ночь устроила бал. Неизвестно как, но вспыхнула громадная елка. Все выбежали, успели спастись, но Изольда металась по дому: в комнате остался ее пятимесячный крошка-сын. Пока приехали пожарные, пока потушили… спасать было некого: Изольда и малютка сгорели заживо. Ее останки так и нашли возле детской, в которую она не сумела попасть из-за огня. Именно эта комната и была забита досками, моим родным казалось, что так плач не услышат.
Потом бабушка достала портрет, старый и затертый, но на нем я безошибочно узнала ту женщину, что видела в детстве. Изольда, красавица с восточной внешностью, в багрово-малиновом платье на портрете держала малыша. Моя душа перевернулась, ведь я уже сама мама и понимала, что она никогда не уйдет отсюда, она будет ждать тут, у двери детской. А раз слышен и плач, значит, и малыш не нашел покоя. Дорого нам стало, чтобы выяснить место захоронения, и мы были шокированы: мать и дитя, сгоревшие в одном пламени, были погребены в разных склепах и кладбищах. С трудом, но нам удалось перезахоронить обоих так, чтобы они были вместе. Удивительно, но после того, как их погребли и отпели заново, поставили памятник — все стихло. Больше в доме не слышно ни шагов, ни плача… Но по-прежнему я не могу заходить в эту половину, потому что всякий раз, как наваждение, я вижу одну картину: Изольду в огне, возле двери, забитой досками…
С того дня прошло 10 лет, я выросла, но женщину в красном и плач забыть не могла. Вышла замуж и стали жить в этом же доме, но тут началась чертовщина: муж и я стали регулярно слышать плач. Мужу это в новинку, но я отлично узнавала его. Бабушка, наконец, сдалась и рассказала историю нашего дома. Некогда тут жила наша дальняя родственница Изольда, семья была богатой и под новогоднюю ночь устроила бал. Неизвестно как, но вспыхнула громадная елка. Все выбежали, успели спастись, но Изольда металась по дому: в комнате остался ее пятимесячный крошка-сын. Пока приехали пожарные, пока потушили… спасать было некого: Изольда и малютка сгорели заживо. Ее останки так и нашли возле детской, в которую она не сумела попасть из-за огня. Именно эта комната и была забита досками, моим родным казалось, что так плач не услышат.
Потом бабушка достала портрет, старый и затертый, но на нем я безошибочно узнала ту женщину, что видела в детстве. Изольда, красавица с восточной внешностью, в багрово-малиновом платье на портрете держала малыша. Моя душа перевернулась, ведь я уже сама мама и понимала, что она никогда не уйдет отсюда, она будет ждать тут, у двери детской. А раз слышен и плач, значит, и малыш не нашел покоя. Дорого нам стало, чтобы выяснить место захоронения, и мы были шокированы: мать и дитя, сгоревшие в одном пламени, были погребены в разных склепах и кладбищах. С трудом, но нам удалось перезахоронить обоих так, чтобы они были вместе. Удивительно, но после того, как их погребли и отпели заново, поставили памятник — все стихло. Больше в доме не слышно ни шагов, ни плача… Но по-прежнему я не могу заходить в эту половину, потому что всякий раз, как наваждение, я вижу одну картину: Изольду в огне, возле двери, забитой досками…
