Я метался из угла в угол, сжимая кулаки, судорожно глотая воздух в пароксизме отчаяния. Я думал о помощи, которой ждать было неоткуда, о непостижимой жестокости судьбы, которая очень скоро вбросит меня в финальную часть абсурдного эксперимента, оказавшегося мне явно не по силам, о поисках решения, которое придется принять мне самому, чтобы избежать гибельных последствий нелепой ошибки, совершённой почти два месяца назад. Мог ли я вообще размышлять, следуя нормальному, логическому ходу мыслей? Иррациональный страх обжигал любую мысль при самом её рождении и она умирала тлеющим пятном в моём обессиленном сознании.
Добавить в моё избранное
13 мин, 19 сек 4381
Ему необходима была пища… Вот о чём теперь вся моя жизнь с недавних пор. Не оставалось ничего, совсем ничего, что я мог бы скормить этому жадному и уродливому
существу, которое я имел несчастье подобрать на улице в конце прошлого апреля. В какой — то миг я почувствовал, что теряю контроль над собой. Подошёл вплотную к клетке, встретился с ним глазами, и едва не удержался от плевка. Моё злобное лицо и трясущиеся руки нисколько не смутили его, не вызвали какой-либо реакции. Я не был уверен, способен ли он мыслить, но мне вдруг показалось, что он видит меня своим пленником и знает, как безвыходна и нелепа моя ситуация, и потому невозмутим. Я увидел в его глазах некое подобие насмешки, но это скорее было плодом моего измученного воображения и нескольких кряду бессонных ночей…
Я сделал десятки телефонных звонков, написал с полсотни писем. Добился нескольких встреч с высокопоставленными бюрократами — и всё без результата. Его прокорм был моей ответственностью и только моей.
Городские власти знали о его необычности с момента, когда он появился в питомнике бродячих животных, только что отловленный вместе с десятком других голодных и ободранных псов. Его диковинный вид и сложность определения его принадлежности не только к какой-либо собачьей породе, но и к любому известному виду животных особей, не сделало его популярным ни в бандитской псиной стае, ни в среде местных учёных, за консультацией к которым обратились почти сразу же служащие питомника. Его отвезли в один из научно-исследовательских центров, продержали пару недель и дали мне знать, что я могу взять его назад. Разумеется, я мог легко отказаться, не знаю почему я решил поехать за ним в тот же деь, но ведь случаются в нашей жизни ситуации, когда ме не в состоянии рационально объяснить почему мы приняли это решение, а не другое…
Жестокая насмешка природы, обыкновенная мутация, никакого особенного интереса для науки зверь не представляет — таков был вердикт учёных института, или бюрократов от науки, какая теперь разница…. Один из них был моим сокурсником по университету, он же и позвонил мне и упросил приехать взглянуть на диковинную тварь. Не могу вспомнить, что помогло ему уговорить меня согласиться. Может быть, я давно уже нуждался в какой — нибудь безобидной авантюре, может, обычное любопытство, как часто случается со многими из нас, превозмогло здравый смысл.
Меня провели к его клетке, зажатой в углу тесного коридора, тёмной и пахнущей, как и всё вокруг, одичавшим зверьём. Едва разглядев его на полу клетки, я не мог поверить своим глазам; всё моё существо содрогнулось от отвращения, на смену которому пришла пронзившая меня жалость. Никогда ещё в своей жизни не приходилось мне видеть создания столь уродливого и омерзительного. И оно, к сожалению, было живым, оно двигалось и дышало, и теперь смотрело на меня настороженным, недоверчивым взглядом, как бы стараясь определить причину моего появления у клетки. Если бы я только умел прилично рисовать — только тогда я смог бы передать всю несообразность, ужасающую непропорциональность его покрытого грязью удлинённого и приземистого тела. Даже
человек не может быть уродлив до такой степени — я чуть было не высказал эту мысль вслух.
Обличье этой несчастной твари противоречило всему, что мы знали об обитателях животного мира. Это казалось не просто мутацией, а чем-то вброшенным в мир со злобной ухмылкой создателя, который словно возжелал послать вызов человеку, подвергая его жестокому тесту на терпимость к собственному созданию, один взгляд на которое был способен глубоко оскорбить чувство прекрасного у любого представителя человеческой породы. Я подумал, что если и существует ад, то передо мной один из его обитателей.
Любопытство и предчувствие, что жизнь подстраивает мне ловушку, которой мне не избежать, в конце концов взяли вверх над множеством сомнений, и после нескольких минут, проведённых у клетки, я знал наверняка, что не уеду из питомника один. Миролюбивое и даже подобострастное, как мне сообщили в питомнике, поведение животного в общей стае бродячих псов, почти гарантировало не злoбный и даже трусливый характер. Зверь не делал попыток запугать остальных псов и казался вполне своим в этой разношерстной толпе бродяг…
Два коротких, но очень широких клыка на каждую из челюстей не выглядели очень угрожающе. И все-таки… я попросил намордник. Один из служащих принёс довольно затрёпанный, но довольно крепкий намордник, длинную цепь вместо поводка, дал мне подписать какую-то бумагу, и несколько минут спустя я проволакивал слегка упиравшееся животное через полгорода (о такси не могло быть и речи) к моей холостяцкой квартире.
Я решил оставить его без имени.
Месяц спустя я знал, что очень скоро мне придётся поместить его в клетку. Должен заметить, что с момента появления животного в моей квартире, жильцы дома смотрели на меня с сожалением и тревогой… Это казалось странным, поскольку я никого не поставил в известность о его существовании и шума особенного оно не производило.
существу, которое я имел несчастье подобрать на улице в конце прошлого апреля. В какой — то миг я почувствовал, что теряю контроль над собой. Подошёл вплотную к клетке, встретился с ним глазами, и едва не удержался от плевка. Моё злобное лицо и трясущиеся руки нисколько не смутили его, не вызвали какой-либо реакции. Я не был уверен, способен ли он мыслить, но мне вдруг показалось, что он видит меня своим пленником и знает, как безвыходна и нелепа моя ситуация, и потому невозмутим. Я увидел в его глазах некое подобие насмешки, но это скорее было плодом моего измученного воображения и нескольких кряду бессонных ночей…
Я сделал десятки телефонных звонков, написал с полсотни писем. Добился нескольких встреч с высокопоставленными бюрократами — и всё без результата. Его прокорм был моей ответственностью и только моей.
Городские власти знали о его необычности с момента, когда он появился в питомнике бродячих животных, только что отловленный вместе с десятком других голодных и ободранных псов. Его диковинный вид и сложность определения его принадлежности не только к какой-либо собачьей породе, но и к любому известному виду животных особей, не сделало его популярным ни в бандитской псиной стае, ни в среде местных учёных, за консультацией к которым обратились почти сразу же служащие питомника. Его отвезли в один из научно-исследовательских центров, продержали пару недель и дали мне знать, что я могу взять его назад. Разумеется, я мог легко отказаться, не знаю почему я решил поехать за ним в тот же деь, но ведь случаются в нашей жизни ситуации, когда ме не в состоянии рационально объяснить почему мы приняли это решение, а не другое…
Жестокая насмешка природы, обыкновенная мутация, никакого особенного интереса для науки зверь не представляет — таков был вердикт учёных института, или бюрократов от науки, какая теперь разница…. Один из них был моим сокурсником по университету, он же и позвонил мне и упросил приехать взглянуть на диковинную тварь. Не могу вспомнить, что помогло ему уговорить меня согласиться. Может быть, я давно уже нуждался в какой — нибудь безобидной авантюре, может, обычное любопытство, как часто случается со многими из нас, превозмогло здравый смысл.
Меня провели к его клетке, зажатой в углу тесного коридора, тёмной и пахнущей, как и всё вокруг, одичавшим зверьём. Едва разглядев его на полу клетки, я не мог поверить своим глазам; всё моё существо содрогнулось от отвращения, на смену которому пришла пронзившая меня жалость. Никогда ещё в своей жизни не приходилось мне видеть создания столь уродливого и омерзительного. И оно, к сожалению, было живым, оно двигалось и дышало, и теперь смотрело на меня настороженным, недоверчивым взглядом, как бы стараясь определить причину моего появления у клетки. Если бы я только умел прилично рисовать — только тогда я смог бы передать всю несообразность, ужасающую непропорциональность его покрытого грязью удлинённого и приземистого тела. Даже
человек не может быть уродлив до такой степени — я чуть было не высказал эту мысль вслух.
Обличье этой несчастной твари противоречило всему, что мы знали об обитателях животного мира. Это казалось не просто мутацией, а чем-то вброшенным в мир со злобной ухмылкой создателя, который словно возжелал послать вызов человеку, подвергая его жестокому тесту на терпимость к собственному созданию, один взгляд на которое был способен глубоко оскорбить чувство прекрасного у любого представителя человеческой породы. Я подумал, что если и существует ад, то передо мной один из его обитателей.
Любопытство и предчувствие, что жизнь подстраивает мне ловушку, которой мне не избежать, в конце концов взяли вверх над множеством сомнений, и после нескольких минут, проведённых у клетки, я знал наверняка, что не уеду из питомника один. Миролюбивое и даже подобострастное, как мне сообщили в питомнике, поведение животного в общей стае бродячих псов, почти гарантировало не злoбный и даже трусливый характер. Зверь не делал попыток запугать остальных псов и казался вполне своим в этой разношерстной толпе бродяг…
Два коротких, но очень широких клыка на каждую из челюстей не выглядели очень угрожающе. И все-таки… я попросил намордник. Один из служащих принёс довольно затрёпанный, но довольно крепкий намордник, длинную цепь вместо поводка, дал мне подписать какую-то бумагу, и несколько минут спустя я проволакивал слегка упиравшееся животное через полгорода (о такси не могло быть и речи) к моей холостяцкой квартире.
Я решил оставить его без имени.
Месяц спустя я знал, что очень скоро мне придётся поместить его в клетку. Должен заметить, что с момента появления животного в моей квартире, жильцы дома смотрели на меня с сожалением и тревогой… Это казалось странным, поскольку я никого не поставил в известность о его существовании и шума особенного оно не производило.
Страница
1 из 4
1 из 4
