Фандом: Гарри Поттер. У ненависти есть причины. У страха есть последствия.
Добавить в моё избранное
10 мин, 38 сек 14105
Гарри взглянул на дорожные часы, стоявшие на каминной полке.
— Они будут здесь минут через пять, — сказал он и вышел из гостиной.
Петунья проводила фигуру племянника взглядом. От волнения у нее мелко затряслись руки. Возможно, сегодня она видит Гарри последний раз в жизни. Что могли они друг другу сказать на прощанье?
Пять минут — слишком мало времени, чтобы решиться. Но если Петунья не смогла понять, хочет ли она хоть что-то объяснять мальчишке за все бессонные ночи последнего месяца, — то вряд ли поймет сейчас. И даже если попытается рассказать — он ее не поймет.
Миссис Дурсль нервно теребила рукав своего яркого пальто и старалась не вспоминать. Но вот она снова, как в давних кошмарах, открывает утром входную дверь, чтобы выставить бутылки для молочника. А на крыльце лежит ребенок.
Посиневшие губы наводят на мысль, что мальчик находится здесь уже несколько часов. Завернут ребенок в какие-то тряпки, а в руке держит письмо. Взгляд Петуньи прыгает то к странному шраму на лбу, то к знакомому почерку на бумаге. Она понимает, что ничего не хочет знать, но не знать еще страшнее. Возможно, это… Но тогда Лили…
— Нет! — кричит Петунья, хватаясь руками за косяк, чтобы не осесть на пол от пришедшей на ум догадки.
И тут мальчик открывает глаза. Удивленно глядит на нее и начинает плакать. Петунья тоже не может сдержать слез, потому что глаза у ребенка — изумрудные.
Как и у Лили.
Обычно на этом самом месте кошмар заканчивался, и она просыпалась. Но не в реальности, здесь все только началось.
Дальше следовали смутные воспоминания о том, как Вернон затаскивал ее в дом, как успокаивал и стирал со щек слезы платком. Как разобрал между всхлипами и рыданиями слово «племянник» и, наконец, отнес мальчика в гостевую спальню на втором этаже. Как уже успокоившаяся Петунья снова чуть не впала в истерику после прочтения письма. Оно ничего не проясняло, только добавляло вопросов и беспокойства. Взять к себе? Этого ребенка? Им, абсолютно обычным людям?
Дамблдор сошел с ума?!
Последняя мысль отрезвила ее. Видимо, для этого поступка у директора волшебной школы действительно были причины. Петунья ничего не понимала в колдовстве и мало знала о магическом обществе, зато хорошо разбиралась в человеческой психологии. Она во всем разберется. Позже.
Муж пристально наблюдал за ней и выглядел почти испуганно. Кто бы мог подумать, что Петунья так сильно среагирует на смерть сестры. А она старалась даже не думать о Лили. Это было слишком тяжело. Ведь, несмотря на все их размолвки и детские ссоры, в последние годы они смогли сблизиться. Не слишком сильно, примерно до уровня хороших знакомых, но это было хоть что-то. Детское упрямство и зависть прошли, но страх остался.
Петунья боялась за свою семью. А теперь ей просто не оставляли выбора. Если она возьмет к себе этого ребенка, то… Ее сын будет расти в одном доме с… Но если не возьмет, то они могут прийти и отомстить. Эти волшебники слишком странные и непредсказуемые.
Все обдумав, Петунья решила, что с племянником они с мужем справятся. Уж как-нибудь. Вдруг получится вырастить его нормальным? А Дадли она будет любить еще сильнее, чем сейчас. Ее прекрасный сын никогда не будет чувствовать себя хуже приемного брата. Она не повторит то, что сделали когда-то ее родители. Дадли будет получать все, она всегда будет его хвалить и ставить в пример. Так будет честно.
Петунья оторвала взгляд от стенки и твердо сказала мужу:
— Он останется. Так будет лучше.
И время побежало слишком быстро. Они ничего не успевали — нужны были документы, детская мебель, игрушки, одежда. А соседям и знакомым — объяснения. На любовь к мальчишке не хватало времени и причин.
Семью Дурслей обсуждали все, интересных событий в тихом городке было слишком мало. То, что ребенка практически не выводили на улицу, добавляло сплетен. Петунья часто сожалела о своем решении в первые месяцы. Иногда так хотелось последовать совету Мардж и сдать Гарри… Да хоть куда-нибудь.
Порой ребенок ее пугал. Вспышки магии были внезапными и, очень часто, разрушительными. Чего стоила хотя бы загоревшаяся без причин каша? Петунья ведь не знала об аллергии мальчика на изюм. А тот случай, когда Дадлик не хотел делиться игрушкой? Это маленькое чудовище просто оттолкнуло мешающего человека. Взглядом. До сломанной руки. А само просто стало играть с отобранной машинкой.
После такого Петунья уже не знала, что делать. Она совсем запуталась и снова начала бояться. Нельзя было оставлять Гарри наедине с ее сыном, нельзя было оставлять его одного в доме, нельзя было показывать мальчика посторонним. Как она объяснит его магию?
Страх наталкивал на воспоминания о детстве. И каждый раз, видя магию, Петунья старалась похвалить за что-нибудь Дадли. Выделить его. Заставить почувствовать себя особенным. Любимым ребенком.
— Они будут здесь минут через пять, — сказал он и вышел из гостиной.
Петунья проводила фигуру племянника взглядом. От волнения у нее мелко затряслись руки. Возможно, сегодня она видит Гарри последний раз в жизни. Что могли они друг другу сказать на прощанье?
Пять минут — слишком мало времени, чтобы решиться. Но если Петунья не смогла понять, хочет ли она хоть что-то объяснять мальчишке за все бессонные ночи последнего месяца, — то вряд ли поймет сейчас. И даже если попытается рассказать — он ее не поймет.
Миссис Дурсль нервно теребила рукав своего яркого пальто и старалась не вспоминать. Но вот она снова, как в давних кошмарах, открывает утром входную дверь, чтобы выставить бутылки для молочника. А на крыльце лежит ребенок.
Посиневшие губы наводят на мысль, что мальчик находится здесь уже несколько часов. Завернут ребенок в какие-то тряпки, а в руке держит письмо. Взгляд Петуньи прыгает то к странному шраму на лбу, то к знакомому почерку на бумаге. Она понимает, что ничего не хочет знать, но не знать еще страшнее. Возможно, это… Но тогда Лили…
— Нет! — кричит Петунья, хватаясь руками за косяк, чтобы не осесть на пол от пришедшей на ум догадки.
И тут мальчик открывает глаза. Удивленно глядит на нее и начинает плакать. Петунья тоже не может сдержать слез, потому что глаза у ребенка — изумрудные.
Как и у Лили.
Обычно на этом самом месте кошмар заканчивался, и она просыпалась. Но не в реальности, здесь все только началось.
Дальше следовали смутные воспоминания о том, как Вернон затаскивал ее в дом, как успокаивал и стирал со щек слезы платком. Как разобрал между всхлипами и рыданиями слово «племянник» и, наконец, отнес мальчика в гостевую спальню на втором этаже. Как уже успокоившаяся Петунья снова чуть не впала в истерику после прочтения письма. Оно ничего не проясняло, только добавляло вопросов и беспокойства. Взять к себе? Этого ребенка? Им, абсолютно обычным людям?
Дамблдор сошел с ума?!
Последняя мысль отрезвила ее. Видимо, для этого поступка у директора волшебной школы действительно были причины. Петунья ничего не понимала в колдовстве и мало знала о магическом обществе, зато хорошо разбиралась в человеческой психологии. Она во всем разберется. Позже.
Муж пристально наблюдал за ней и выглядел почти испуганно. Кто бы мог подумать, что Петунья так сильно среагирует на смерть сестры. А она старалась даже не думать о Лили. Это было слишком тяжело. Ведь, несмотря на все их размолвки и детские ссоры, в последние годы они смогли сблизиться. Не слишком сильно, примерно до уровня хороших знакомых, но это было хоть что-то. Детское упрямство и зависть прошли, но страх остался.
Петунья боялась за свою семью. А теперь ей просто не оставляли выбора. Если она возьмет к себе этого ребенка, то… Ее сын будет расти в одном доме с… Но если не возьмет, то они могут прийти и отомстить. Эти волшебники слишком странные и непредсказуемые.
Все обдумав, Петунья решила, что с племянником они с мужем справятся. Уж как-нибудь. Вдруг получится вырастить его нормальным? А Дадли она будет любить еще сильнее, чем сейчас. Ее прекрасный сын никогда не будет чувствовать себя хуже приемного брата. Она не повторит то, что сделали когда-то ее родители. Дадли будет получать все, она всегда будет его хвалить и ставить в пример. Так будет честно.
Петунья оторвала взгляд от стенки и твердо сказала мужу:
— Он останется. Так будет лучше.
И время побежало слишком быстро. Они ничего не успевали — нужны были документы, детская мебель, игрушки, одежда. А соседям и знакомым — объяснения. На любовь к мальчишке не хватало времени и причин.
Семью Дурслей обсуждали все, интересных событий в тихом городке было слишком мало. То, что ребенка практически не выводили на улицу, добавляло сплетен. Петунья часто сожалела о своем решении в первые месяцы. Иногда так хотелось последовать совету Мардж и сдать Гарри… Да хоть куда-нибудь.
Порой ребенок ее пугал. Вспышки магии были внезапными и, очень часто, разрушительными. Чего стоила хотя бы загоревшаяся без причин каша? Петунья ведь не знала об аллергии мальчика на изюм. А тот случай, когда Дадлик не хотел делиться игрушкой? Это маленькое чудовище просто оттолкнуло мешающего человека. Взглядом. До сломанной руки. А само просто стало играть с отобранной машинкой.
После такого Петунья уже не знала, что делать. Она совсем запуталась и снова начала бояться. Нельзя было оставлять Гарри наедине с ее сыном, нельзя было оставлять его одного в доме, нельзя было показывать мальчика посторонним. Как она объяснит его магию?
Страх наталкивал на воспоминания о детстве. И каждый раз, видя магию, Петунья старалась похвалить за что-нибудь Дадли. Выделить его. Заставить почувствовать себя особенным. Любимым ребенком.
Страница
1 из 3
1 из 3
