Паутина

— И что ты с ней делаешь? — переспросила стрекоза. — Живешь себе преспокойно, ползаешь потихоньку… Что ты вообще можешь такого со своей жизнью сделать? Не тот листик умять, что ли? Тебе ведь даже за фигурой следить не нужно — ползанию твоя фигура ну никак не мешает. То ли дело я — съела лишний кусочек и уже не взлечу.

— Ты не понимаешь, подруга, я запуталась!

— Запуталась она… И в чем?

— В паутине…

— Ха! Что-то я не наблюдаю поблизости никакого злодея-паука, в чьей паутине ты бы запутывалась. — Стрекоза деловито облизала лапки и стала умываться. Гусеница оторвала кусочек листочка и принялась задумчиво жевать.

— Вот был у меня один паук, — продолжала стрекоза. — Знаешь, какую он паутину плел! Ах! Тут бы любой запутался. «Какие у тебя прекрасные глаза! В них отражается вся вселенная!» — так он говорил. «Ах, какая у тебя стройная фигура!» «Ты — женщина-опасность, женщина страсть!»… Вот это я понимаю — паутина! А что ты?

— А я сама эту паутину… Понимаешь? Ну… как бы сама себя обманываю. Плету ее, плету… Такого понавыдумывала. И верю ж, главное, в это во все…

— Серьезно? — стрекоза посмотрела на нее так пристально и так свысока, как может посмотреть только стрекоза. — И что ты там понавыдумывала? Колись!

Гусеница залилась краской, втянула голову и с удвоенной скоростью захрустела листиком.

— Ну не хочешь рассказывать — не надо! — обиделась стрекоза. — Только зачем нужно было этот разговор начинать?

— Я мечтаю… Вот обворачиваюсь этой паутиной и представляю: как будто я — не я! И я такая стройная вся… И такая красивая…

— Стройная? Красивая? — хмыкала стрекоза. — Ну не твое это! Что толку убиваться? Подумаешь, талия и шея одинаковые в объеме. Ну, глазки маленькие. Ну, скользкая и лысая. Зато ты добрая! Ты вообще самая лучшая в мире подруга! И не предашь никогда, и мужика не уведешь. А с паутиной своей заканчивай. Глупость — эта твоя паутина. Ты же всегда была мудрой и рассудительной. Откуда в тебе это?

— Говорят… — пискнула гусеница, — что сумасшедшинка красит…

— Красит. Ха! Может и красит. Да только это не сумасшедшинка у тебя, а шиза обыкновенная. Это ж надо выдумать: я — не я! Приди в себя! Прекрати фигней страдать. А я полетела, столько дел. Завтра к тебе еще загляну. Поговорим.

И стрекоза зашуршала крыльями, подняла вихрь, который вырвал из ослабших лапок гусеницы недоеденный листик, и исчезла среди крон деревьев.

Гусеница вздохнула.

«Все! Не стану больше никогда этого делать! Права стрекоза. Сто процентов права! Шиза это… Психоз! Лечиться мне нужно! Ишь — размечталась… Летаю, крылья у меня такие красивые-красивые, и не прозрачные, как у стрекозы, а яркие, как цветы. И все мной восхищаются… И я легкая-легкая. И даже листьев не ем, а только нектар»…

Гусеница зажмурилась, блаженно улыбаясь своим мыслям, а они текли, текли, заполняли ее всю.

Знакомое жужжание вывело гусеницу из забытья. Она с ужасом осознала, что вся в паутине, быстро-быстро стянула с себя липкие ниточки и запихнула под ближайший лист, а затем еще и сверху улеглась.

— Привет! — поздоровалась муха. — Как ты?

— Ничего. Нормально, — отвечала гусеница, думая, не видно ли следов паутины. — Вот обедаю. — Гусеница демонстративно откусила краюшек листа, на котором лежала. — Жизни радуюсь.

— Ну ты — какашка! — засмеялась муха, у нее это было комплиментом. — Я это… посоветоваться. Ты самая нормальная из всех моих знакомых. Умная. Я бы даже сказала — мудрая ты.

— А что случилось?

— Да с комаром этим моим. Прям не знаю, что делать. Кровосос! Лучше бы я за паука пошла.

Муха как-то решила с размахом отметить свой день рождения. И прямо на празднике необузданной страстью к ней воспылал какой-то маньяк-паук, а комар — ее теперешний муж, муху героически спас. Позже оказалось, что герои в обычной жизни все равно тянет на подвиги, даже когда эти подвиги уже никому не нужны.

— Что он натворил? — спросила гусеница с полным ртом — очень уж большой кусок откусила в спешке.

— Да за бабочками волочится, с шершнями бухает. Нервы все вымотал. Может бросить мне его? А?

— Бросай.

— Ну, так он же любит меня — он мне позавчера меду принес попробовать.

— Не бросай.

— А потом я его с осой застукала…

— Бросай.

— Да что с тобой сегодня такое?! Ты же всегда говорила, отношения — это труд.

— Отношения — это труд, и решения — это труд, — раздраженно ответила гусеница, ее почему-то злило, что все считали ее мудрой и рассудительной, — а ты хочешь, чтобы я за тебя приняла решение — бросать или не бросать!

— Да ничего я не хочу! — обиделась муха. — Поделилась просто… А ты!

— Что я? Вот почему ты у меня спрашиваешь?

— Ну… — муха потерла лапки — волнуется, — ты такая степенная.