Не закрывай дверь

Грейвз молча оглядывал стены спальни. Защитное заклинание мерцало на тёмных обоях — интересно, как Криденс восстановил его? И как он его разрушил, когда… вышел из себя? Может, он его просто… не заметил?

— Вы знаете, что вам делать? — тихо спросил Ньют,

— Нет, — ответил Грейвз. — Я не знаю. Не думаю, что вообще кто-то знает. У меня нет гарантий, что я смогу им управлять. Но я буду искать способы. Любые, которые будут работать.

— А что потом? Вы его отпустите?

Грейвз вздохнул.

— Ньютон. Криденс — не зверушка, которую можно отпустить на волю в лесу. Он человек. Куда я его отпущу? К людям? — он устало усмехнулся. — Поймите, Ньютон, речь не о его свободе. Не о его или моих чувствах. Даже не о моём возвращении в Америку или победе над Гриндевальдом.

Ньют молчал, глядя на него исподлобья.

— Речь о том, сколько людей погибнет, если я не справлюсь, — тихо сказал Грейвз, глядя ему в глаза.

— Значит, это… — Ньют обежал глазами стены, — вольер?

— И я тоже внутри, — негромко подтвердил Грейвз.

Оставшись один, он лежал, прикрыв глаза, и думал, что делать дальше. Финли притащил ему обед, и он даже поел, хотя не чувствовал аппетита. Он слышал голоса внизу, на первом этаже, голоса казались незнакомыми, но он лежал в полусне и не прислушивался. Мысли текли вяло, цеплялись одна за другую, крутились на одном месте, как льдины на зимней реке.

Криденсу нужна любовь. Всем нужна. А есть ли у тебя, Персиваль, эта любовь, которую можно отдать? Грейвз не знал.

Две недели назад было проще. Он не думал о своих чувствах. Он был занят тем, что наматывал вожжи на кулак, сдерживая влечение. Может, потому оно и казалось таким острым, что он всё время боялся отказа и торопился успеть, пока Криденс не передумал? Может, его влекло недоступное? А теперь, когда он точно знал, что Криденс добровольно ответит на каждый поцелуй и на каждое прикосновение — он не чувствовал ни влечения, ни жажды. Только дряхлую глухую усталость и обиду, шевелящуюся под ней, как морское чудовище под ледником.

Я же был ласков с тобой… Почему ты не ценил?

Внутренний голос молчал. Грейвз мысленно попинал его: ну? Давай, порассуждай, что делать дальше. Если у нас теперь положение наоборот, и Криденс влюблён и полон желаний, а нам с тобой интересны только запретные плоды? Чего делать будем?

Тот молчал. Ушёл, что ли, куда-то.

Грейвз лежал, прикрыв глаза, губы у него подёргивались от усмешки, которая никак не могла выбраться наружу.

Голова не кружилась от чувств — только от слабости. Не надо теперь себя сдерживать. Не надо стыдиться себя. Он согласен. Он хочет. Он просит научить. Но ни в груди, ни где-то ещё ничего не шевелится.

Я же был с тобой ласковым…

Почему ты со мной — так?

— Вы звали, сэр, — тихо сказал Криденс, переступив порог спальни. Он выглядел придавленным чувством вины, плечи опустились, голова клонилась вниз. Он кинул взгляд на комод с ровным рядом флаконов, на постель, и опустил голову ещё ниже.

Грейвз тоже помнил. И про комод, и про постель. Про то, как прижал его там, дурея от страсти и теряя разум, как потом уложил на свою кровать и смотрел, как он ласкает себя, направляя его руку, целуя податливые жаркие губы. Тогда им было так хорошо вместе… Теперь стало пусто. Он чувствовал только тупую тоску там, где раньше был бешеный огонь.

Из раскрытых штор в комнату лился закатный свет. Грейвз сидел в кресле у окна, одетый в длинный домашний халат поверх пижамы. В левой руке держал чашку. Правая лежала на подлокотнике. Он подогнул пальцы, чтобы не было заметно, как они дрожат. Край бинта высовывался из рукава.

— Вам… очень больно… сэр? — тихо спросил Криденс.

— Нет, — негромко сказал Грейвз. — Сядь куда-нибудь. Нам надо поговорить.

Криденс качнулся, закрыл за собой дверь и решительно подошёл к его креслу, быстро, будто боялся, что Грейвз остановит его или он сам передумает. Сел на пол между его разведённых ног, опустив голову. Ткнулся лбом в твёрдое колено, замер — и тихо заплакал, почти не вздрагивая и не всхлипывая, как плачут от горя, такого огромного, что его нельзя пережить. Потянулся к покалеченной руке Грейвза, взял её бережно, поцеловал, прижался щекой.

— Я так виноват, сэр… — прошептал он.

Грейвз отставил чашку, погладил его по затылку левой рукой. Криденс всхлипнул.

— Да, ты виноват, — негромко сказал Грейвз. — Но не ты один. Мне тоже есть, в чём себя упрекнуть.

— Нет… это я сделал… — тот прижимался к его руке горячей мокрой щекой. — Это я сделал.

— Нам надо поговорить о том, что произошло, — спокойно повторил Грейвз. — Когда ты вытрешь слёзы, я хочу, чтобы ты меня послушал.

— Я вас слушаю, сэр, — тот вскинул голову. — Я буду вас слушать.

Он смотрел внимательно, ясными тёмными глазами, смаргивая слёзы, которые продолжали катиться по лицу.