С одной стороны плохо, что на улицах наших много бродячих животных, но с другой — кто еще посмотрит тебе в глаза умным, проницательным взглядом. На сей раз на троллейбусной остановке мне попался поразительно умный кот. Он был беспородный и серый, но глазастый и разговорчивый. У меня был плавленый сырок, и я не могла не угостить серого умницу. Его взгляд был настолько выразительный, что я невольно сказала: «Жаль, кисюля, что ты разговаривать по-человечески не умеешь».
Добавить в моё избранное
3 мин, 55 сек 15752
— Да умеют они по-человечески говорить, не дай Бог, правда, такое услышать, — произнесла женщина, стоявшая, как и я, в ожидании транспорта.
— Ну, попугаи, конечно, говорят иногда, — ответила я.
— А я не о попугаях веду речь. Попугай только повторяет то, чему его научили. Вот послушай лучше мою историю:
«Лет десять назад, я жила в Волгограде. Жила в двухкомнатной квартире вместе с матерью. Мы имели привычку каждый вечер выходить в ближайший скверик недалеко от дома и подкармливать бездомных собак и кошек остатками своего ужина. А еще я покупала буханку хлеба или батон, чтобы покормить Мурок и Жучек еще сытнее. Каждую псину и кису мы знали в «лицо». Но в один из вечеров мать немного приболела, и я, захватив хлеб, пошла к своим питомцам одна. Я присела на лавку и принялась отщипывать хлеб, раздавая его голодным ртам. И вдруг в голове моей возник тихий, но тревожный голос, произнесший по слогам: «Ба-ги-ра». Я оглянулась. Людей поблизости не было, но стояла большая шотландская овчарка — колли. Стояла и пристально смотрела на меня. Собаку ранее мне видеть не приходилось. Она была уже довольно неухожена, но еще не исхудавшая.
— Тебя зовут Багира?— спросила я, протягивая ей кусочек хлеба.
Колли подошла ко мне, но хлеба не взяла. Вместо этого, она положила передние лапы мне на плечи, прижав меня к лавочке, и уставилась мне в глаза. То, что я испугалась — мягко сказано. Я попыталась отвернуться, потому что знала: нельзя смотреть собакам прямо в глаза. У собак это вызывает агрессию. Вот только сама овчарка ловила мой взгляд, а глаза у нее плакали. Наконец поняв, что собака не агрессивна, я посмотрела ей в глаза, и тут же стала словно проваливаться в густой туман. Секунду спустя я очнулась и огляделась. Чувствовала себя стран но, цвета из моего восприятия пропали. Мир был черно-белый. Я сидела на полу в незнакомой квартире. Пахло лекарствами. В спальне, где я оказалась, на широкой кровати лежала худая старушка. Рядом тумбочка с лекарствами, под кроватью судно. Значит, бабушка лежачая и, судя по всему, уже не поднимется никогда. Из кухни донеслись шаркающие шаги, и оттуда вышел старик с подносом в руках. Он усадил бабушку поудобнее в кровати, обложив ее подушками, и принялся кормить бульоном с ложечки.
— Поешь, поешь, Танечка, — деланно весело пропел старик.
— Сейчас поедим, потом пойду Багирку выгуляю, и будем смотреть телевизор.
Старушка устало откинулась на подушки.
— Ох, зажилась я на свете, Сашенька, — простонала она.
И я вдруг подошла к старухе почему-то на четвереньках и уткнулась носом в ее одеяло. Старческая рука легла мне на голову, и тут я услышала, как в дверь тихо постучали. «Не открывайте!» — хотелось крикнуть мне, но вместо этого из моей огрубевшей глотки вырвалось лишь рычание. Меня сковал животный ужас и тревога. За дверью был кто-то зловещий и чужой. А старик-то уже пошел открывать дверь. Дальше все произошло стремительно и страшно.
Старика, полуоглушенного, втащили в квартиру двое здоровых мужиков. Меня сразу же пребольно пнули по спине ногой. Смалодушничав, я зажалась в углу. Видела их мускулистые ноги, обутые в мягкие бесшумные ботинки. В лица их посмотреть не рискнула. «Что тут брать то? Ведь бедность одна», — подумала я. Но нелюди пришли не красть, они пришли убивать. Их дьявольский план стал мне ясен. Старики видно были одинокими, и борьба шла уже не за убогий скарб, а за квартиру. Со стороны все должно было вы глядеть так, будто отчаявшийся старик убил свою безнадежно больную жену, а потом покончил с собой. Свидетелей нет, кроме глупой, трусливой шотландской овчарки.
Как только черное дело было совершено, убийцы убрались из квартиры, а я, набравшись храбрости, рванулась и, проскочив у них под ногами, выскочила на лестничную площадку и бросилась прочь.
Очнулась окончательно я в своем скверике на лавочке. Овчарка лизнула мне нос и на прощанье, взглянув мне в глаза, побежала куда-то в ночь. Первым порывом моим было бежать в милицию, но что я им скажу? Что некая собака телепатически мне рассказала о том, что ее престарелых хозяев убили? Что я сама, каким-то образом попав в шкуру собаки, все это видела? Полный бред. Я не знала этих людей, не знала их адреса, их имен и фамилий. И бедная собака трудилась со мной зря — я промолчала. Промолчала я и тогда, когда по району пошел слух, что двое стариков — супружеская пара — не захотели жить друг без друга и одновременно ушли в мир иной. Такие вот Ромео и Джульетта. О том, что это убийство, не возникло даже версии. У меня меж тем почти по всему бедру разошелся багрово-фиолетовый синяк. Именно там, где меня пнули ногой.
Само собой, ходить в скверик я перестала и сделала все возможное, чтобы продать квартиру и переехать. Почему эта бедная собака выбрала меня в своем отчаянии, и как это все у нее получилось, я до сих пор не понимаю. Просто теперь я очень боюсь глядеть животным в глаза»…
— Ну, попугаи, конечно, говорят иногда, — ответила я.
— А я не о попугаях веду речь. Попугай только повторяет то, чему его научили. Вот послушай лучше мою историю:
«Лет десять назад, я жила в Волгограде. Жила в двухкомнатной квартире вместе с матерью. Мы имели привычку каждый вечер выходить в ближайший скверик недалеко от дома и подкармливать бездомных собак и кошек остатками своего ужина. А еще я покупала буханку хлеба или батон, чтобы покормить Мурок и Жучек еще сытнее. Каждую псину и кису мы знали в «лицо». Но в один из вечеров мать немного приболела, и я, захватив хлеб, пошла к своим питомцам одна. Я присела на лавку и принялась отщипывать хлеб, раздавая его голодным ртам. И вдруг в голове моей возник тихий, но тревожный голос, произнесший по слогам: «Ба-ги-ра». Я оглянулась. Людей поблизости не было, но стояла большая шотландская овчарка — колли. Стояла и пристально смотрела на меня. Собаку ранее мне видеть не приходилось. Она была уже довольно неухожена, но еще не исхудавшая.
— Тебя зовут Багира?— спросила я, протягивая ей кусочек хлеба.
Колли подошла ко мне, но хлеба не взяла. Вместо этого, она положила передние лапы мне на плечи, прижав меня к лавочке, и уставилась мне в глаза. То, что я испугалась — мягко сказано. Я попыталась отвернуться, потому что знала: нельзя смотреть собакам прямо в глаза. У собак это вызывает агрессию. Вот только сама овчарка ловила мой взгляд, а глаза у нее плакали. Наконец поняв, что собака не агрессивна, я посмотрела ей в глаза, и тут же стала словно проваливаться в густой туман. Секунду спустя я очнулась и огляделась. Чувствовала себя стран но, цвета из моего восприятия пропали. Мир был черно-белый. Я сидела на полу в незнакомой квартире. Пахло лекарствами. В спальне, где я оказалась, на широкой кровати лежала худая старушка. Рядом тумбочка с лекарствами, под кроватью судно. Значит, бабушка лежачая и, судя по всему, уже не поднимется никогда. Из кухни донеслись шаркающие шаги, и оттуда вышел старик с подносом в руках. Он усадил бабушку поудобнее в кровати, обложив ее подушками, и принялся кормить бульоном с ложечки.
— Поешь, поешь, Танечка, — деланно весело пропел старик.
— Сейчас поедим, потом пойду Багирку выгуляю, и будем смотреть телевизор.
Старушка устало откинулась на подушки.
— Ох, зажилась я на свете, Сашенька, — простонала она.
И я вдруг подошла к старухе почему-то на четвереньках и уткнулась носом в ее одеяло. Старческая рука легла мне на голову, и тут я услышала, как в дверь тихо постучали. «Не открывайте!» — хотелось крикнуть мне, но вместо этого из моей огрубевшей глотки вырвалось лишь рычание. Меня сковал животный ужас и тревога. За дверью был кто-то зловещий и чужой. А старик-то уже пошел открывать дверь. Дальше все произошло стремительно и страшно.
Старика, полуоглушенного, втащили в квартиру двое здоровых мужиков. Меня сразу же пребольно пнули по спине ногой. Смалодушничав, я зажалась в углу. Видела их мускулистые ноги, обутые в мягкие бесшумные ботинки. В лица их посмотреть не рискнула. «Что тут брать то? Ведь бедность одна», — подумала я. Но нелюди пришли не красть, они пришли убивать. Их дьявольский план стал мне ясен. Старики видно были одинокими, и борьба шла уже не за убогий скарб, а за квартиру. Со стороны все должно было вы глядеть так, будто отчаявшийся старик убил свою безнадежно больную жену, а потом покончил с собой. Свидетелей нет, кроме глупой, трусливой шотландской овчарки.
Как только черное дело было совершено, убийцы убрались из квартиры, а я, набравшись храбрости, рванулась и, проскочив у них под ногами, выскочила на лестничную площадку и бросилась прочь.
Очнулась окончательно я в своем скверике на лавочке. Овчарка лизнула мне нос и на прощанье, взглянув мне в глаза, побежала куда-то в ночь. Первым порывом моим было бежать в милицию, но что я им скажу? Что некая собака телепатически мне рассказала о том, что ее престарелых хозяев убили? Что я сама, каким-то образом попав в шкуру собаки, все это видела? Полный бред. Я не знала этих людей, не знала их адреса, их имен и фамилий. И бедная собака трудилась со мной зря — я промолчала. Промолчала я и тогда, когда по району пошел слух, что двое стариков — супружеская пара — не захотели жить друг без друга и одновременно ушли в мир иной. Такие вот Ромео и Джульетта. О том, что это убийство, не возникло даже версии. У меня меж тем почти по всему бедру разошелся багрово-фиолетовый синяк. Именно там, где меня пнули ногой.
Само собой, ходить в скверик я перестала и сделала все возможное, чтобы продать квартиру и переехать. Почему эта бедная собака выбрала меня в своем отчаянии, и как это все у нее получилось, я до сих пор не понимаю. Просто теперь я очень боюсь глядеть животным в глаза»…
