Добавить в моё избранное
19 мин, 49 сек 8838
— спросил тот.
— Да. Просто брось.
Криденс дёрнул задеревеневшей рукой, раздался звонкий бульк. А за ним — лёгкий хлопок, и над поверхностью воды мгновенно выросла воздушная нежная пена, слегка отливающая лиловым и головокружительно пахнущая лавандой. Грейвз закрыл кран и опустил руку в пену, проверяя температуру воды. Она была идеальна, так что самому захотелось окунуться сюда, в это ласковое тепло.
Он выпрямился, стряхнул капли с пальцев, стёр пену, оставшуюся на руке. Криденс завороженно смотрел на мокрые тёмные волоски у закатанного рукава и медленно краснел.
Персиваль… Персиваль, — зашептал внутренний голос, так громко, что Грейвз практически слышал его. — Прикажи ему раздеться… ты так давно хотел… Ты знаешь, что делать, прикажи ему… Не упускай шанс. Давай, скажи ему… Пусть разденется… Пусть он разденется… Я хочу его видеть…
Заткнись, — внятно сказал себе Грейвз.
Это не честно, — вкрадчиво шептал голос. — Ты заслужил… Ты столько для него сделал… имеешь право на благодарность. Ты же хочешь… Ты хочешь. Поставь его на колени. Ему понравится. Ему нравится лизать твои пальцы. Пусть оближет твой член… Пусть хотя бы оближет… Это не трудно. Ему понравится. Он так любит тебе дрочить, позволяй ему чаще… Персиваль… Пусть он оближет. У него такой горячий язык… Такие красивые губы. Пусть разденется. Скажи ему, чтобы разделся, — взмолился внутренний голос, — Персиваль! Мне так хочется! Ему уже можно! Ему всё нравится! Он уже готов!
Криденс стоял, нерешительно глядя на Грейвза.
— Что мне делать дальше… сэр? — спросил он, покусывая губы.
— Разденься, — негромко ответил тот.
Криденс покачнулся, опустил лицо и взялся за пуговицы на пиджаке. Уши у него запылали.
— Да… сэр, — тихо сказал он, расстёгивая пиджак.
Грейвз закрыл глаза, сунул руки в карманы и развернулся на каблуках. Очень медленно вдохнул и выдохнул. Криденс за спиной шелестел тканью. Грейвз видел его отражение в зеркале краем глаза, но не поворачивал головы, чтобы разглядеть получше. Криденс снял и сложил пиджак. Выпустил из брюк рубашку, отстегнул подтяжки. Ткань шелестела просто оглушительно. Он расстегнул манжеты и пуговицы, Грейвз уловил цвет его кожи в отражении прежде, чем Криденс снял рубашку. Он смутно видел его обнажённый торс — даже не видел, а скорее угадывал.
Криденс раздевался медленно и неуклюже.
Повернись… Повернись, — возбуждённо дышал внутренний голос. — Посмотри на него… Дай посмотреть на него, — задыхался он. — Я хочу потрогать его… Чем он пахнет? У него гладкая кожа… Поцелуй его там, возле шеи… Возьми за пояс. Обними. Положи руки на спину… Пусть он вздрогнет. Он будет голый. Персиваль… повернись!
Грейвз молча слушал поток бессвязного бреда, которым захлёбывался внутренний голос, сбивающийся то на вкрадчивое «ты», то на умоляющее «я». Он не спорил с самим собой. Просто слушал, стоя ровно, держа руки в карманах. Он хотел повернуться и взглянуть на Криденса так сильно, что пересыхало во рту. Следил краем глаза, как тот расстёгивает и снимает брюки, вытаскивая сначала одну ногу, потом другую. Как, наклонившись, снимает и сворачивает носки.
В споре с собой Грейвз проигрывал почти всегда. Он так хорошо себя знал, что всегда мог найти самые действенные аргументы. Поэтому спорить было нельзя. Торговаться было нельзя. Только молча слушать, как ты сам в себе подвываешь от нетерпения: повернись, повернись…
Криденс остался в одном белье. Неловко переступил с ноги на ногу, уточнил:
— Совсем… сэр?
Внутренний голос был зверем, он метался по грудной клетке, пытаясь проломиться наружу, шумно пыхтел: совсем, совсем! Он бился внутри, как волшебная тварь с огненным хвостом, поджигая пах, лицо, ладони… Грейвз знал себя больше сорока лет и умел выигрывать у самого себя хитростью.
Главное — не спорить. Если начать отвечать, мгновенно найдутся слова, которые будут звучать разумно. Например, что Криденсу так нравится то, что происходит между ними… Что он уже привык к поцелуям и ласкам, что наверняка хочет большего, что он сам тянется потрогать, погладить… Что даже если поначалу ему будет неловко, это не страшно — дрочить первый раз ему тоже было неловко, но ведь привык, полюбил… и это тоже полюбит. Что Криденс будет только рад его отблагодарить. Что нет разницы — приласкает он член рукой или губами, совсем никакой разницы… Что всё равно однажды это случится, так зачем ждать?
— Да, — ответил Грейвз, не поворачиваясь. — Совсем.
Криденс ссутулился, чтобы выглядеть ещё меньше. Взялся за белые хлопковые трусы, стянул вниз. Перешагнул через них. У Грейвза свело челюсть и шею от усилия — только не верти головой, не смотри в зеркало… Не коси взглядом вбок, туда, к отражению… Там стоял Криденс, полностью обнажённый, опустив голову, прикрывался ладонью.
— Да. Просто брось.
Криденс дёрнул задеревеневшей рукой, раздался звонкий бульк. А за ним — лёгкий хлопок, и над поверхностью воды мгновенно выросла воздушная нежная пена, слегка отливающая лиловым и головокружительно пахнущая лавандой. Грейвз закрыл кран и опустил руку в пену, проверяя температуру воды. Она была идеальна, так что самому захотелось окунуться сюда, в это ласковое тепло.
Он выпрямился, стряхнул капли с пальцев, стёр пену, оставшуюся на руке. Криденс завороженно смотрел на мокрые тёмные волоски у закатанного рукава и медленно краснел.
Персиваль… Персиваль, — зашептал внутренний голос, так громко, что Грейвз практически слышал его. — Прикажи ему раздеться… ты так давно хотел… Ты знаешь, что делать, прикажи ему… Не упускай шанс. Давай, скажи ему… Пусть разденется… Пусть он разденется… Я хочу его видеть…
Заткнись, — внятно сказал себе Грейвз.
Это не честно, — вкрадчиво шептал голос. — Ты заслужил… Ты столько для него сделал… имеешь право на благодарность. Ты же хочешь… Ты хочешь. Поставь его на колени. Ему понравится. Ему нравится лизать твои пальцы. Пусть оближет твой член… Пусть хотя бы оближет… Это не трудно. Ему понравится. Он так любит тебе дрочить, позволяй ему чаще… Персиваль… Пусть он оближет. У него такой горячий язык… Такие красивые губы. Пусть разденется. Скажи ему, чтобы разделся, — взмолился внутренний голос, — Персиваль! Мне так хочется! Ему уже можно! Ему всё нравится! Он уже готов!
Криденс стоял, нерешительно глядя на Грейвза.
— Что мне делать дальше… сэр? — спросил он, покусывая губы.
— Разденься, — негромко ответил тот.
Криденс покачнулся, опустил лицо и взялся за пуговицы на пиджаке. Уши у него запылали.
— Да… сэр, — тихо сказал он, расстёгивая пиджак.
Грейвз закрыл глаза, сунул руки в карманы и развернулся на каблуках. Очень медленно вдохнул и выдохнул. Криденс за спиной шелестел тканью. Грейвз видел его отражение в зеркале краем глаза, но не поворачивал головы, чтобы разглядеть получше. Криденс снял и сложил пиджак. Выпустил из брюк рубашку, отстегнул подтяжки. Ткань шелестела просто оглушительно. Он расстегнул манжеты и пуговицы, Грейвз уловил цвет его кожи в отражении прежде, чем Криденс снял рубашку. Он смутно видел его обнажённый торс — даже не видел, а скорее угадывал.
Криденс раздевался медленно и неуклюже.
Повернись… Повернись, — возбуждённо дышал внутренний голос. — Посмотри на него… Дай посмотреть на него, — задыхался он. — Я хочу потрогать его… Чем он пахнет? У него гладкая кожа… Поцелуй его там, возле шеи… Возьми за пояс. Обними. Положи руки на спину… Пусть он вздрогнет. Он будет голый. Персиваль… повернись!
Грейвз молча слушал поток бессвязного бреда, которым захлёбывался внутренний голос, сбивающийся то на вкрадчивое «ты», то на умоляющее «я». Он не спорил с самим собой. Просто слушал, стоя ровно, держа руки в карманах. Он хотел повернуться и взглянуть на Криденса так сильно, что пересыхало во рту. Следил краем глаза, как тот расстёгивает и снимает брюки, вытаскивая сначала одну ногу, потом другую. Как, наклонившись, снимает и сворачивает носки.
В споре с собой Грейвз проигрывал почти всегда. Он так хорошо себя знал, что всегда мог найти самые действенные аргументы. Поэтому спорить было нельзя. Торговаться было нельзя. Только молча слушать, как ты сам в себе подвываешь от нетерпения: повернись, повернись…
Криденс остался в одном белье. Неловко переступил с ноги на ногу, уточнил:
— Совсем… сэр?
Внутренний голос был зверем, он метался по грудной клетке, пытаясь проломиться наружу, шумно пыхтел: совсем, совсем! Он бился внутри, как волшебная тварь с огненным хвостом, поджигая пах, лицо, ладони… Грейвз знал себя больше сорока лет и умел выигрывать у самого себя хитростью.
Главное — не спорить. Если начать отвечать, мгновенно найдутся слова, которые будут звучать разумно. Например, что Криденсу так нравится то, что происходит между ними… Что он уже привык к поцелуям и ласкам, что наверняка хочет большего, что он сам тянется потрогать, погладить… Что даже если поначалу ему будет неловко, это не страшно — дрочить первый раз ему тоже было неловко, но ведь привык, полюбил… и это тоже полюбит. Что Криденс будет только рад его отблагодарить. Что нет разницы — приласкает он член рукой или губами, совсем никакой разницы… Что всё равно однажды это случится, так зачем ждать?
— Да, — ответил Грейвз, не поворачиваясь. — Совсем.
Криденс ссутулился, чтобы выглядеть ещё меньше. Взялся за белые хлопковые трусы, стянул вниз. Перешагнул через них. У Грейвза свело челюсть и шею от усилия — только не верти головой, не смотри в зеркало… Не коси взглядом вбок, туда, к отражению… Там стоял Криденс, полностью обнажённый, опустив голову, прикрывался ладонью.
Страница
5 из 8
5 из 8
