Шипы для железной девы

В действительности, и тут, как везде в замке, стены были выложены обычной каменной кладкой, но, казалось, что это место нарочно было сделано как можно менее удобным для спуска.

«Уж не было ли тут когда-то тюрьмы?» — пришла в голову шальная мысль.

А что, постоянные угрозы и сетования Филча могли иметь под собой какие-то основания. Кто знает, может быть, когда-то учеников запирали за провинности на дне вот таких «колодцев»? Впрочем, сейчас Гарри было не до исторических экскурсов. Он спускался по лестнице вслед за Малфоем и Монтегю и старался, чтобы эхо от его шагов сливалось с эхом от шагов впереди идущих.

Всю дорогу Монтегю представлял, что он скажет, когда войдёт к сидящей взаперти Гермионе, и как она на это отреагирует, а Малфой пытался заткнуть своего не в меру размечтавшегося товарища. Но на этой лестнице и у Монтегю пропало желание болтать. Здесь как-то некстати наваливалась клаустрофобия даже на тех, кто ей не был особо подвержен.

«Неприятное место, — заключил про себя Гарри, — впрочем, как и весь чёртов Слизерин!»

Когда они наконец, добрались до самого низа, он как будто бы получил подтверждение своей версии о камерах заключения для учеников. Здесь и правда был коридор, и четыре запертые снаружи двери.

— Где она? — тут же спросил Монтегю.

— А я знаю? — отозвался Малфой. — Сейчас увидим.

Он открыл ближайшую дверь справа, и Гарри понял, что насчёт камер всё-таки погорячился. Помещение было слишком большим и заполненным какими-то ящиками. Малфой только кинул туда взгляд, обнаружил, что там никого и открыл левую дверь. Здесь оказался ещё один склад, и никаких признаков Гермионы. Слизеринцы направились к двум оставшимся дверям, и Гарри взял палочку наизготовку.

«Сейчас, сейчас, твари! Кто первый найдёт, тот и получит свой приз! Гермиону они пугать собрались! Сейчас посмотрим, кто тут наложит в штаны».

— У тебя есть кто? — спросил Малфой, открывая дальнюю правую дверь.

— Не-а, — ответил Монтегю, разведя руками перед левой.

— У меня тоже. Хм. Странно. Куда же она делась? А ты везде посмотрел?

— Да везде! Куда здесь спрячешься? Сплошные бочки. А у тебя?

— Куча сломанной мебели. Тоже пусто.

— А они точно отвели её сюда?

— Да точно, точно. Панси сказала: «колодец». Ещё посмеялась, как Грейнджер едва не навернулась со ступенек.

— И чего будем делать?

— Ничего. С какой стати мы должны что-то делать?

— Ну, она же пропала.

— Пропала? Да с чего это она пропала? Просто наша Панси как всегда в последний момент побоялась нарушать правила.

— И что?

— Выпустили они её, вот что!

— А!

— Всё, Монтегю, пошли отсюда! У меня от этого места всегда мурашки по коже. Как будто это не подвал, а… Пошли, ну, чего застрял?!

— Всё-таки жаль, что так получилось… — начал свои причитания Монтегю, но Гарри уже перестал прислушиваться.

Он стоял посреди коридора и недоумённо оглядывался по сторонам, забыв даже как следует огреть своих врагов заклинанием из-под плаща за их поганые речи.

Где же она?!

V

Два первых ощущения, как только она опомнилась после переброски, подарили ей глаза и нос. Тут было светло. Она настолько уже привыкла к почти полному мраку подземелий, что свет ударил по ней резко и неожиданно, хотя ярким он только казался, в действительности он был мягким и рассеянным, приятным для глаза. И ещё атмосфера. Здесь было легко дышать. Не просто легко, замечательно! А, быть может, дело было в том, что почти непереносимый для дыхания воздух катакомб служил слишком ярким контрастом с тем, что наполнял помещение, в которое она попала.

Было и ещё кое-что, и это Гермиона ощутила лишь в самый первый момент, потом оно забылось, смытое зрительными впечатлениями. Какая-то необыкновенная внутренняя лёгкость, почти эйфорическая, словно всё вокруг было наполнено чем-то … магией? благотворно действующим на неё, и, вместе с этим промелькнуло что-то похожее на захватывающее дух щекотание в груди, сопровождаемое секундной слабостью, напомнившей — вот странность — ощущение, которое она получила, когда в первый раз в жизни увидела обнажённого юношу в альбоме художественной фотографии. Потом она перестала сосредотачиваться на внутренних переживаниях, потому что обстановка вокруг неё сама по себе стоила особого внимания.

Комната была большой и круглой, в диаметре, наверное, не меньше пятидесяти футов. Её накрывал, как чашей, пологий куполообразный потолок. Пол по краям слегка приподнимался, так что общее впечатление возникало, как будто находишься внутри двух опрокинутых друг на друга тарелок, или, точнее, пиал. Никаких выходов заметно не было, словно комната существовала где-то сама по себе, хотя почему-то Гермионе сразу пришло в голову, что она всё ещё находится в толще земли под Хогвартсом.