Фандом: Hikaru no go, Абэ-но Сэймэй. Прощание — плод, полный горечи, но отказаться от толики сладости в нем расстающиеся не в силах.
Добавить в моё избранное
15 мин, 19 сек 13111
В ранних сумерках, окутавших столицу покрывалом зыбких теней, явственно ощущалось морозное дыхание осени: иней сковывал оставшиеся после дождей лужи тонкой корочкой льда — предвестник снежных бурь, что скоро спустятся в долину с горных вершин. Давно лишившиеся летней зелени листья деревьев, украшающих входы дворцовых павильонов, хрустко шелестели на ветру, убаюкивая засыпающий Дайдайри, но к Саю, с самого часа обезьяны в задумчивости сидевшему перед гобаном, сон приходить не спешил, и даже разбор последних сыгранных партий для подготовки к предстоящей игре с Акитадой-доно не даровал привычного успокоения. Смирившись с неизбежностью, Сай аккуратно ссыпал камни в лакированные деревянные чаши и отошел к столику, где хранил шелковый платок, которым ежедневно тщательно протирал поверхность доски от малейших следов пыли: негоже оставлять произведение искусства без надлежащего ухода.
В ящике наряду с набором для письма лежал сложенный вдвое плотный лист бумаги, и Сай, наткнувшись на него взглядом, не устоял перед искушением его развернуть. Внутри спрятался сухой цветок вишни, теперь еще более хрупкий, чем раньше, когда его нежные лепестки под падающим снегом на ощупь казались вырезанными из невесомой розовой ткани. Сай не жалел, что Сэймэй сорвал его тогда: одинокий бутон в белизне поздней метели, распустившийся по его воле. Сорвал — и вложил ему в ладонь, будто говоря, что и посреди зимы мечтам о весне найдется время и место. А еще Сэймэй наверняка заметил, что он спрятал цветок в складках каригину, как замечал все происходящее вокруг и то, что другим не дано увидеть, но по своему обыкновению промолчал — лишь улыбка мастерским росчерком кисти застыла на губах.
Шелк скользил по золотистой древесине, а в голове все звучало эхо слов предостережения, произнесенных сегодня Сэймэем под сводами крытой галереи Кёсёдэн, и слов сожаления, оставшихся невысказанными. Обязанности при императорском дворе редко позволяли Саю отлучаться из Хэйан-кё так надолго, чтобы Сэймэю не приходилось беспокоиться о сроках возвращения в столицу: гораздо реже, чем ему бы хотелось. Митинага-доно эти поездки не одобрял, равно как и излишнее, по его мнению, общение с оммёдзи в целом, но заслуги Сэймэя и его положение в Оммё-рё даже левому министру не давали возможности открыто выражать недовольство; непрямые же отцовские намеки Сай еще несколько лет назад научился мастерски пропускать мимо ушей.
Комната осветилась пламенем свечи, что, дрожа, танцевало на коротком фитильке; Сай коснулся пальцами его опаляющего края, отдернув руку, едва не обжегшись, вспоминая, как огонь всегда слушался Сэймэя.
— Я таким родился, — пояснил он однажды — вскоре после того, как познакомил Сая со своей матерью.
Вовек не забыть овладевший им благоговейный трепет, когда на его глазах из глубин лесной чащи вышла тэнко, и хвост ее, касающийся толстых древесных стволов, высекал из их коры летучие золотистые искры. В тот день многое, что Сэймэй говорил в прошлом, обрело новый смысл, и Сай устыдился своей невольной поверхностности: еще бы не сомневаться в утверждениях Сэймэя, что он способен видеть лучше остальных! Воистину, знание подобно восхождению на гору, и чем она выше, тем дальше простирается неведомое — вплоть до самого горизонта, край которого богиня Аматэрасу осеняет рукавом своих сияющих одежд. Сай до сих пор не мог угадать, сколько же Сэймэю лет, но порою даже слишком мудрые черные глаза ханъё будто говорили: много. Гораздо больше, чем кажется. На вопрос, который Сай, извинившись за неучтивость, все же осмелился задать, Сэймэй ответил вопросом:
— Сколько лет вы сами мне дадите?
Сай растерялся — совсем как в далеком детстве, сидя перед гобаном в мучительной попытке решить, куда сделать следующий ход.
— Я не знаю… тридцать?
— Ну, раз так, пусть будет тридцать, — согласился Сэймэй с лукавой улыбкой.
И потрепал коня по холке, заставив того немного ускорить шаг.
Поздней весной Сэймэя попросили помочь жителям горной деревни к северо-востоку от Хэйан-кё, страдающим от поселившегося на единственной ведущей к селению дороге микоси-нюдо, и Сай, превозмогая страх перед сильными демонами, все же решил составить ему компанию. На обратном пути, когда солнце уже склонилось к закату, их застала гроза, вынудившая как можно скорее заняться поиском убежища. Сай возблагодарил всех богов за то, что их не смыло разгневанным потоком воды, в одномоментье обрушившимся с небес, и за чудом обнаруженную небольшую нишу в склоне, способную хоть частично защитить от разбушевавшейся стихии. Лошади недовольно фыркали, когда порыв ветра швырял в них хлесткие дождевые струи, а поджечь мокрые ветки деревьев не удалось и с помощью магии: Сэймэй тогда тонко подметил, что лишь в подобной ситуации понимаешь, насколько ограниченными могут оказаться собственные возможности.
В ящике наряду с набором для письма лежал сложенный вдвое плотный лист бумаги, и Сай, наткнувшись на него взглядом, не устоял перед искушением его развернуть. Внутри спрятался сухой цветок вишни, теперь еще более хрупкий, чем раньше, когда его нежные лепестки под падающим снегом на ощупь казались вырезанными из невесомой розовой ткани. Сай не жалел, что Сэймэй сорвал его тогда: одинокий бутон в белизне поздней метели, распустившийся по его воле. Сорвал — и вложил ему в ладонь, будто говоря, что и посреди зимы мечтам о весне найдется время и место. А еще Сэймэй наверняка заметил, что он спрятал цветок в складках каригину, как замечал все происходящее вокруг и то, что другим не дано увидеть, но по своему обыкновению промолчал — лишь улыбка мастерским росчерком кисти застыла на губах.
Шелк скользил по золотистой древесине, а в голове все звучало эхо слов предостережения, произнесенных сегодня Сэймэем под сводами крытой галереи Кёсёдэн, и слов сожаления, оставшихся невысказанными. Обязанности при императорском дворе редко позволяли Саю отлучаться из Хэйан-кё так надолго, чтобы Сэймэю не приходилось беспокоиться о сроках возвращения в столицу: гораздо реже, чем ему бы хотелось. Митинага-доно эти поездки не одобрял, равно как и излишнее, по его мнению, общение с оммёдзи в целом, но заслуги Сэймэя и его положение в Оммё-рё даже левому министру не давали возможности открыто выражать недовольство; непрямые же отцовские намеки Сай еще несколько лет назад научился мастерски пропускать мимо ушей.
Комната осветилась пламенем свечи, что, дрожа, танцевало на коротком фитильке; Сай коснулся пальцами его опаляющего края, отдернув руку, едва не обжегшись, вспоминая, как огонь всегда слушался Сэймэя.
— Я таким родился, — пояснил он однажды — вскоре после того, как познакомил Сая со своей матерью.
Вовек не забыть овладевший им благоговейный трепет, когда на его глазах из глубин лесной чащи вышла тэнко, и хвост ее, касающийся толстых древесных стволов, высекал из их коры летучие золотистые искры. В тот день многое, что Сэймэй говорил в прошлом, обрело новый смысл, и Сай устыдился своей невольной поверхностности: еще бы не сомневаться в утверждениях Сэймэя, что он способен видеть лучше остальных! Воистину, знание подобно восхождению на гору, и чем она выше, тем дальше простирается неведомое — вплоть до самого горизонта, край которого богиня Аматэрасу осеняет рукавом своих сияющих одежд. Сай до сих пор не мог угадать, сколько же Сэймэю лет, но порою даже слишком мудрые черные глаза ханъё будто говорили: много. Гораздо больше, чем кажется. На вопрос, который Сай, извинившись за неучтивость, все же осмелился задать, Сэймэй ответил вопросом:
— Сколько лет вы сами мне дадите?
Сай растерялся — совсем как в далеком детстве, сидя перед гобаном в мучительной попытке решить, куда сделать следующий ход.
— Я не знаю… тридцать?
— Ну, раз так, пусть будет тридцать, — согласился Сэймэй с лукавой улыбкой.
И потрепал коня по холке, заставив того немного ускорить шаг.
Поздней весной Сэймэя попросили помочь жителям горной деревни к северо-востоку от Хэйан-кё, страдающим от поселившегося на единственной ведущей к селению дороге микоси-нюдо, и Сай, превозмогая страх перед сильными демонами, все же решил составить ему компанию. На обратном пути, когда солнце уже склонилось к закату, их застала гроза, вынудившая как можно скорее заняться поиском убежища. Сай возблагодарил всех богов за то, что их не смыло разгневанным потоком воды, в одномоментье обрушившимся с небес, и за чудом обнаруженную небольшую нишу в склоне, способную хоть частично защитить от разбушевавшейся стихии. Лошади недовольно фыркали, когда порыв ветра швырял в них хлесткие дождевые струи, а поджечь мокрые ветки деревьев не удалось и с помощью магии: Сэймэй тогда тонко подметил, что лишь в подобной ситуации понимаешь, насколько ограниченными могут оказаться собственные возможности.
