43 мин, 53 сек 9139
Пусть он тоже будет свободен. Люби его, трахай его — и помоги мне вывернуть этот мир наизнанку, чтобы мы больше не сидели, как крысы в подполье. Под колпаком Статута.
Грейвз смотрел на него, как заворожённый, окончательно забывая, что у окна стоит не он сам, а Гриндевальд. Ему казалось, он умер и смотрит на себя со стороны — белая рубашка, расшитый шёлком чёрный жилет, поднятое лицо, ласкающая рука…
— Ты же знаешь, что сильный не должен подчиняться слабому. Ты ведь сам хочешь — распрямить своего Криденса, заставить его поднять голову, разрешить ему не бояться… Я тоже хочу, — Гриндевальд облизал губы, сжимая член через ткань. — Но мне мало выпрямить одного мальчика. Я хочу сделать это для всего мира. Для всех магов. Для себя… даже для тебя. А ты…
Гриндевальд посмотрел ему в глаза, по губам пробежала короткая усмешка.
— А ты держишь магов под колпаком. Следишь, как бы чего не вышло. Стоит кому-то дёрнуться в сторону — и ты бьёшь по рукам… Никого не напоминает?
Грейвз молчал, глядя на него, почти не мигая.
— Ты никогда не думал — что будет, если ты найдёшь способ помочь Криденсу? — спросил Гриндевальд. — Если он поднимет голову, станет самостоятельным… Знаешь, что будет потом? Ты станешь ему не нужен. Поэтому ты кормишь его сказочками, что однажды спасёшь — но не спасёшь никогда. Он нужен тебе такой забитый, такой зависимый… На поводке, как сообщество магов.
Гриндевальд расстегнул ширинку и скользнул рукой внутрь. Коротко застонал.
— Ты знаешь, что я прав, Перси… На моей стороне — здравый смысл. И время. Маги сильнее. Маги должны быть открытым сообществом. Мы не должны прятаться. Если у меня не получится — после придёт кто-то другой. Этого не избежать.
— Если это случится — будет война, — сказал Грейвз.
— Ты не заставишь львов вечно прятать когти и жрать траву, — Гриндевальд гладил себя, и контраст его слов и его действий был почти пугающим. — Делать вид, что они не львы, а котята… Если таких, как ты, будет много — однажды мы просто сдохнем в изоляции, и проблема решится сама собой. А магглы… Они даже не узнают, что мы существовали когда-то. Для них ничего не изменится. Но если таких, как я, будет много… мир станет другим.
— Сколько будет крови, чтобы он стал другим? — сказал Грейвз.
— Тебя волнует лишь это? Сколько? А сколько крови пролито ради Декларации независимости? Там есть и твоя кровь, Перси — или в твоей семье не празднуют четвёртое июля? Или твой пра-пра Кларенс Грейвз не сражался за свободу? Если бы ты последовал его примеру и поддержал традиции семьи — ты бы пошёл за мной. Отвоёвывать независимость.
— Тебе нужна власть, а не свобода, — сказал Грейвз. — Ты понятия не имеешь о том, что такое свобода.
— И кто меня судит? — Гриндевальд плавными движениями гладил член, щуря глаза от возбуждения. — Человек, который до восемнадцати лет шагу не мог ступить без того, чтобы отчитаться папочке? Человек, чья работа — отбирать свободу у других? Персиваль Грейвз, который даже трахается так, чтобы никто не увидел? Это ты-то знаешь, что такое свобода? Когда ты успел её узнать? Сидя здесь связанным?
Он кончил с громким длинным выдохом, откинув голову, пачкая спермой жилет. Грейвз смотрел на него, в голову лезли странные мысли. Он никогда раньше не видел своего лица во время оргазма. Но было ли это его лицо, его мимика? Трудно было сказать наверняка.
— Всё-таки любопытно, что ты нашёл в этом мальчике, — вдруг сказал Гриндевальд, застёгивая брюки. — Никак не могу понять. Придётся попробовать. Конечно, у меня на него сразу не встанет, — он ухмыльнулся, будто извиняясь, — но я буду думать о тебе, пока буду его трахать.
— Не трогай его, — тихо сказал Грейвз.
— Поздно, Перси. Надо было соглашаться раньше, — Гриндевальд подошёл к нему вплотную, поднял голову за подбородок и поцеловал. Ненадолго Грейвзу показалось, что он сумеет заставить его остаться — но Гриндевальд выпрямился, усмехаясь, и похлопал его по щеке. — Я передам твой поцелуй мальчику. Потом расскажу, как всё прошло.
Грейвз проводил его пустым взглядом. На пороге Гриндевальд обернулся.
— Рано не жди. У меня ещё очень много дел — всех тех, с которыми ты не справился.
Грейвз смотрел на него, как заворожённый, окончательно забывая, что у окна стоит не он сам, а Гриндевальд. Ему казалось, он умер и смотрит на себя со стороны — белая рубашка, расшитый шёлком чёрный жилет, поднятое лицо, ласкающая рука…
— Ты же знаешь, что сильный не должен подчиняться слабому. Ты ведь сам хочешь — распрямить своего Криденса, заставить его поднять голову, разрешить ему не бояться… Я тоже хочу, — Гриндевальд облизал губы, сжимая член через ткань. — Но мне мало выпрямить одного мальчика. Я хочу сделать это для всего мира. Для всех магов. Для себя… даже для тебя. А ты…
Гриндевальд посмотрел ему в глаза, по губам пробежала короткая усмешка.
— А ты держишь магов под колпаком. Следишь, как бы чего не вышло. Стоит кому-то дёрнуться в сторону — и ты бьёшь по рукам… Никого не напоминает?
Грейвз молчал, глядя на него, почти не мигая.
— Ты никогда не думал — что будет, если ты найдёшь способ помочь Криденсу? — спросил Гриндевальд. — Если он поднимет голову, станет самостоятельным… Знаешь, что будет потом? Ты станешь ему не нужен. Поэтому ты кормишь его сказочками, что однажды спасёшь — но не спасёшь никогда. Он нужен тебе такой забитый, такой зависимый… На поводке, как сообщество магов.
Гриндевальд расстегнул ширинку и скользнул рукой внутрь. Коротко застонал.
— Ты знаешь, что я прав, Перси… На моей стороне — здравый смысл. И время. Маги сильнее. Маги должны быть открытым сообществом. Мы не должны прятаться. Если у меня не получится — после придёт кто-то другой. Этого не избежать.
— Если это случится — будет война, — сказал Грейвз.
— Ты не заставишь львов вечно прятать когти и жрать траву, — Гриндевальд гладил себя, и контраст его слов и его действий был почти пугающим. — Делать вид, что они не львы, а котята… Если таких, как ты, будет много — однажды мы просто сдохнем в изоляции, и проблема решится сама собой. А магглы… Они даже не узнают, что мы существовали когда-то. Для них ничего не изменится. Но если таких, как я, будет много… мир станет другим.
— Сколько будет крови, чтобы он стал другим? — сказал Грейвз.
— Тебя волнует лишь это? Сколько? А сколько крови пролито ради Декларации независимости? Там есть и твоя кровь, Перси — или в твоей семье не празднуют четвёртое июля? Или твой пра-пра Кларенс Грейвз не сражался за свободу? Если бы ты последовал его примеру и поддержал традиции семьи — ты бы пошёл за мной. Отвоёвывать независимость.
— Тебе нужна власть, а не свобода, — сказал Грейвз. — Ты понятия не имеешь о том, что такое свобода.
— И кто меня судит? — Гриндевальд плавными движениями гладил член, щуря глаза от возбуждения. — Человек, который до восемнадцати лет шагу не мог ступить без того, чтобы отчитаться папочке? Человек, чья работа — отбирать свободу у других? Персиваль Грейвз, который даже трахается так, чтобы никто не увидел? Это ты-то знаешь, что такое свобода? Когда ты успел её узнать? Сидя здесь связанным?
Он кончил с громким длинным выдохом, откинув голову, пачкая спермой жилет. Грейвз смотрел на него, в голову лезли странные мысли. Он никогда раньше не видел своего лица во время оргазма. Но было ли это его лицо, его мимика? Трудно было сказать наверняка.
— Всё-таки любопытно, что ты нашёл в этом мальчике, — вдруг сказал Гриндевальд, застёгивая брюки. — Никак не могу понять. Придётся попробовать. Конечно, у меня на него сразу не встанет, — он ухмыльнулся, будто извиняясь, — но я буду думать о тебе, пока буду его трахать.
— Не трогай его, — тихо сказал Грейвз.
— Поздно, Перси. Надо было соглашаться раньше, — Гриндевальд подошёл к нему вплотную, поднял голову за подбородок и поцеловал. Ненадолго Грейвзу показалось, что он сумеет заставить его остаться — но Гриндевальд выпрямился, усмехаясь, и похлопал его по щеке. — Я передам твой поцелуй мальчику. Потом расскажу, как всё прошло.
Грейвз проводил его пустым взглядом. На пороге Гриндевальд обернулся.
— Рано не жди. У меня ещё очень много дел — всех тех, с которыми ты не справился.
Страница
13 из 13
13 из 13