Меня зовут Персиваль Грейвз

— Колдун сказал, что если мальчик не узнает своего отца, тот навечно останется у него в рабстве, — продолжил Гриндевальд, глядя в пол. — Но мальчик посмотрел на них и показал пальцем: вот мой отец. Он узнал безошибочно, потому что ему подсказало сердце. Потому что ни у кого из других мужчин, похожих на его папу, не было таких глаз и такой улыбки. И тогда чары развеялись, отец обнял мальчика, и они покинули логово колдуна.

— И остался колдун недроченым, — ухмыляясь, сказал Грейвз. — И приходилось ему обходиться то левой рукой, то правой.

— Твои детишки, — Гриндевальд выудил из кармана портсигар с его монограммой и взял сигарету, — то есть, твои коллеги, конечно — они ничего не заметили. Зря ты держал их на расстоянии. Может, этот уродец, про которого ты говорил — Лоренц или Лоуренс, как его там — наверное, он бы узнал. Если б был жив, — он взмахнул сигаретой и улыбнулся. — Но вот беда, его убил как раз выпускник Дурмштранга. Видишь — не надо недооценивать нашу школу, мы хорошо работаем.

— Ага, только недолго, — сказал Грейвз и облизнул сухие губы. Страшно хотелось пить. — Ты не забывай, что потом я убил этого любителя искусств без всякой магии. Сделал из его рожи картину соплями и кровью — Пикассо бы обзавидовался. А из тебя сделаю «Маленькую мечту в красном» Кандинского. И повешу в своём музее рядом с оригиналом.

Гриндевальд молча улыбался, глядя на него, и курил.

— Никогда не думал, что скажу это, но представь — в твоём случае любовь бы тебя спасла. Эта твоя жаба, Лоуренс — он бы понял, что я — не ты. Кстати, видел я его портрет, — Гриндевальд поморщился, — не представляю, как у тебя на это встало. Что он, что этот твой Криденс — да что с тобой не так, Перси? — с почти естественным сочувствием спросил он. — Красивые тебя не любят? Или ты западаешь на убогих, чтобы на их фоне выглядеть ещё ослепительнее? Это что, крайняя степень неуверенности в себе?

— Тебе не понять, — Грейвз усмехнулся.

— Трахать уродцев — это как есть подпорченную еду, — тот пожал плечами. — Если ты очень голоден и другой нет — можно зажать нос и постараться сдержать тошноту. Но зачем?

Он выдохнул дым и спокойно продолжил:

— Ты думал, если ты всех оттолкнёшь от себя, ты всех спасёшь. Посвятишь себя карьере, работе… стране. Целиком, без остатка. Ты думал, одиночество тебя защитит. Перси, Перси… Знаешь, почему никто никогда не заметит подмену? Потому что тебя нет.

Гриндевальд улыбался, глядя ему в глаза.

— Ты — оболочка. Что под ней — не знает никто. Кроме меня, конечно. Чтобы притвориться тобой, мне не нужны были твои детские страхи, твои фантазии, все эти детали твоих отношений с коллегами, которые ты мне так охотно выкладывал. Чтобы стать тобой, мне нужно было просто одеться, как ты, и порепетировать выражение лица. И всё, — он пожал плечами. — Да, вот так просто. Ты думал, ты сложный? Прости, но это не так. Ты скучный. Предсказуемый. Безликий. Если никто ничего не понял… может быть, тебя вообще нет?

Грейвз смотрел на него, стараясь не верить. Повторяя себе, что Гриндевальд просто наслаждается пыткой, перебирая разные инструменты. Может быть, мстит за сопротивление. Может быть, он просто утончённый садист и ему не интересны мучения тела — ему нравится медленно сводить с ума и наблюдать, как человек постепенно теряет рассудок. Стоило признать — Гриндевальд делал это изящно. Грейвзу стоило огромных усилий не поддаваться — и всё же он поддавался. Потому что правда в словах Гриндевальда всё равно была.

— Мальчик в сказке узнал отца, потому что любил его, — негромко сказал Гриндевальд и мягко улыбнулся. — А если я приду к твоему мальчику… как ты думаешь, Криденс узнает, что это не ты?

— Зачем тебе Криденс? — хрипло спросил Грейвз.

— Да ни зачем, — тот пожал плечами. — Но ты так страстно его описывал, что мне уже хочется пойти и взглянуть, что он из себя представляет. Так-то, знаешь, — Гриндевальд выкинул окурок в разбитое окно и положил руку себе на бедро, — я предпочитаю трахаться с такими, как ты. Посимпатичней. Но раз уж ты мне отказал… я заберу мальчика. Перси, Перси… — он погладил себя по бедру, прикусил губу. — Зря ты не согласился на мои условия. Я бы нашёл достойное применение твоим талантам… Всем талантам, — он вздохнул и прикрыл глаза. — Твоя работа — следить, чтобы магический мир был надёжно спрятан. И ты так преуспел в ней… Прежде всего ты спрятал самого себя. А я хочу — чтобы всем нам больше не нужно было прятаться, — Гриндевальд распахнул глаза, взгляд у него был страстным и почти искренним. — Если бы ты пошёл со мной, я бы дал тебе возможность сиять. Быть собой, не скрываясь. Ведь это самое ценное — не деньги, не власть, не любовь… Свобода.

Он глубоко вдохнул, положил руку на ширинку, сжал приподнявшийся член знакомым жестом, погладил его, чуть откинув голову.

— Я бы даже не возражал, чтобы ты забрал с собой мальчика… Пожалуйста, мне не жалко.