Фандом: Малефисента. За шестнадцать лет Диаваль стал для Малефисент крыльями, глазами и ушами, и многим другим. Были моменты, когда он был рад помочь и моменты, когда он задавался вопросом, а не перестаёт ли он быть собой.
Добавить в моё избранное
10 мин, 58 сек 14290
Туда, где всё ещё преобладала ночь.
— Я не смогла, — произнесла она так, что Диаваль едва услышал. — Я пыталась отменить заклятие и не смогла. Это не в моих силах. Я прокляла её и не могу это отменить.
Она посмотрела на него снова и взгляд её больших бледных, словно молодая листва, глаз был полон сожаления. Он обнаружил, что не может дышать, когда посмотрел на неё в ответ. Она была подавлена, как и в ту ночь, когда он встретил её, но в этот раз Диаваль знал, её сердце болит не за неё саму.
И он знал, что никогда бы не предал её.
Диаваль был скоростью Малефисенты, когда они с грохотом неслись над холмами, чтобы встретить рассвет в замке короля Стефана, таща на себе обморочного Филиппа. Он был единственным свидетелем её осознания, что слишком поздно спасать Аврору от проклятия, которое она наслала на неё почти шестнадцать лет назад. И он остался с ней, хотя казалось, что надежды нет, пока она прокладывала себе путь сквозь острые шипы, высаженные Стефаном вокруг замка.
Диаваль также был единственным свидетелем, который видел, как Малефисента разбудила Аврору истинным поцелуем любви. Тем, во что не верила. У воронов не было рта, поэтому идея с поцелуем сбивала Диаваля с толку. Но как только ресницы Авроры затрепетали и она прошептала: «Здравствуй, крёстная», а Малефисента обернулась, и взгляд её светился неподдельным счастьем, Диаваль решил, что он безоговорочно в это верит. И если эта сцена была единственной наградой за шестнадцать лет службы, этого было достаточно. Он был бы доволен.
Но после…
После того как Малефисента превратила его в дракона, чтобы он был её огнём и бронёй.
После того как Аврора нашла и возвратила великолепные крылья Малефисенты.
После того как Малефисента победила короля Стефана.
После того как барьер, разделяющий людское королевство и Топи, пал, а королева Аврора заняла законное место, как правитель двух королевств.
После всего этого Малефисента повернулась к Диавалю и сказала:
— Ты волен идти куда хочешь. Я освобождаю тебя от клятвы.
Она смотрела в этот момент не на него, а на Аврору, что склонилась у самой кромки пруда, говоря с пикси. Блики полуденного солнца освещали её волосы ярче, чем камни в короне на её голове.
— И в каком обличье вы отсылаете меня? — мягко спросил Диаваль. Теперь, когда они затронули эту тему, он не знал чего хотел. Он появился в этом мире в обличье ворона, но когда ты смог полюбить и в других обличьях, разве можно вернуться только к одному единственному обличью?
— В любом, в котором захочешь, — ответила Малефисента, всё ещё наблюдая за Авророй. Теперь и принц Филипп присоединился к ней у пруда.
— Это будет твоей наградой? По собственной воле вместо птицы стать человеком?
Его бросило в дрожь.
— Вы можете?
Спустя какое-то время он уже не был уверен, что она его услышала, слова были слишком тихими. Но затем она повернулась и посмотрела на него, губы сложились в улыбку.
— О, Диаваль, я буду скучать по тебе.
Он подумал, что именно это она и имела в виду, ничего, кроме этого. То проявление истинной любви что-то открыло в ней, также как и пробудило Аврору от сна. Поэтому Диаваль сказал это, не подразумевая под каждым словом ничего, кроме того, что произнёс:
— Если я могу выбрать кем мне быть, у меня также есть право остаться или уйти. И я останусь, до тех пор пока нужен вам.
В тишине, которая последовала после, он подумал, что, возможно, преступил черту. У неё были её собственные крылья, а в её королевстве царил мир, конечно же она больше не нуждалась в нём. С его стороны было бы самонадеянно предположить, что она могла бы в нём нуждаться. Человеком или птицей, что он мог предложить ей?
Малефисента, откинув голову назад, рассмеялась. Звук напомнил перезвон колоколов вдали, первый ропот ручья после оттепели.
— О, Диаваль, — выдохнула она, и взглянув на неё он увидел в ней что-то юное. — Ты всегда будешь мне нужен. Разве ты ещё этого не знаешь?
Он знал.
— Я не смогла, — произнесла она так, что Диаваль едва услышал. — Я пыталась отменить заклятие и не смогла. Это не в моих силах. Я прокляла её и не могу это отменить.
Она посмотрела на него снова и взгляд её больших бледных, словно молодая листва, глаз был полон сожаления. Он обнаружил, что не может дышать, когда посмотрел на неё в ответ. Она была подавлена, как и в ту ночь, когда он встретил её, но в этот раз Диаваль знал, её сердце болит не за неё саму.
И он знал, что никогда бы не предал её.
Диаваль был скоростью Малефисенты, когда они с грохотом неслись над холмами, чтобы встретить рассвет в замке короля Стефана, таща на себе обморочного Филиппа. Он был единственным свидетелем её осознания, что слишком поздно спасать Аврору от проклятия, которое она наслала на неё почти шестнадцать лет назад. И он остался с ней, хотя казалось, что надежды нет, пока она прокладывала себе путь сквозь острые шипы, высаженные Стефаном вокруг замка.
Диаваль также был единственным свидетелем, который видел, как Малефисента разбудила Аврору истинным поцелуем любви. Тем, во что не верила. У воронов не было рта, поэтому идея с поцелуем сбивала Диаваля с толку. Но как только ресницы Авроры затрепетали и она прошептала: «Здравствуй, крёстная», а Малефисента обернулась, и взгляд её светился неподдельным счастьем, Диаваль решил, что он безоговорочно в это верит. И если эта сцена была единственной наградой за шестнадцать лет службы, этого было достаточно. Он был бы доволен.
Но после…
После того как Малефисента превратила его в дракона, чтобы он был её огнём и бронёй.
После того как Аврора нашла и возвратила великолепные крылья Малефисенты.
После того как Малефисента победила короля Стефана.
После того как барьер, разделяющий людское королевство и Топи, пал, а королева Аврора заняла законное место, как правитель двух королевств.
После всего этого Малефисента повернулась к Диавалю и сказала:
— Ты волен идти куда хочешь. Я освобождаю тебя от клятвы.
Она смотрела в этот момент не на него, а на Аврору, что склонилась у самой кромки пруда, говоря с пикси. Блики полуденного солнца освещали её волосы ярче, чем камни в короне на её голове.
— И в каком обличье вы отсылаете меня? — мягко спросил Диаваль. Теперь, когда они затронули эту тему, он не знал чего хотел. Он появился в этом мире в обличье ворона, но когда ты смог полюбить и в других обличьях, разве можно вернуться только к одному единственному обличью?
— В любом, в котором захочешь, — ответила Малефисента, всё ещё наблюдая за Авророй. Теперь и принц Филипп присоединился к ней у пруда.
— Это будет твоей наградой? По собственной воле вместо птицы стать человеком?
Его бросило в дрожь.
— Вы можете?
Спустя какое-то время он уже не был уверен, что она его услышала, слова были слишком тихими. Но затем она повернулась и посмотрела на него, губы сложились в улыбку.
— О, Диаваль, я буду скучать по тебе.
Он подумал, что именно это она и имела в виду, ничего, кроме этого. То проявление истинной любви что-то открыло в ней, также как и пробудило Аврору от сна. Поэтому Диаваль сказал это, не подразумевая под каждым словом ничего, кроме того, что произнёс:
— Если я могу выбрать кем мне быть, у меня также есть право остаться или уйти. И я останусь, до тех пор пока нужен вам.
В тишине, которая последовала после, он подумал, что, возможно, преступил черту. У неё были её собственные крылья, а в её королевстве царил мир, конечно же она больше не нуждалась в нём. С его стороны было бы самонадеянно предположить, что она могла бы в нём нуждаться. Человеком или птицей, что он мог предложить ей?
Малефисента, откинув голову назад, рассмеялась. Звук напомнил перезвон колоколов вдали, первый ропот ручья после оттепели.
— О, Диаваль, — выдохнула она, и взглянув на неё он увидел в ней что-то юное. — Ты всегда будешь мне нужен. Разве ты ещё этого не знаешь?
Он знал.
