Дау

Эдмонд распахивает глаза. Над ним на камнях сидит девочка. Растрепанные белые волосы свешиваются с ее плеч и почти касаются его лица. Большие фиолетовые глаза смотрят на него безо всяких чувств. За спиной виднеются то ли крылья, то ли облака, то ли ветер развевает серую рубашку.

— Ворон, ворон, тебя люблю,

Ворон, ворон, лети на борозду.

Ворон, ворон, тебя люблю,

Уведу! — повторяет она, как заклинание.

Мальчик боится шевельнуться, глядя ей в глаза, как завороженный. Она смеется, а он не понимает, что смешного.

Девочка спрыгивает с камня и хватает его за ладонь. Рука у нее холодная, мокрая, белая, словно неживая. Эдмонд вздрагивает, оцепенение слетает с него. Он вырывает руку и бросается назад, к спасительному лесу.

— Ворон, ворон, летит следом,

Ворон, ворон, покорись льду!

Ворон, ворон, летит следом,

Все равно уведу! — доносится вслед.

Он бежит, не разбирая дороги, спотыкаясь, падая и раздирая в кровь ладони. С неба сыпется холодный, мелкий и похожий на манку снег. Он колет лицо и шею, но Эдмонд не останавливается. Он несется, как ветер, задыхаясь и хватая ртом ледяной воздух. Мимо мелькают голые деревья и зеленые ели, и ему кажется, что за ним по деревьям бегут духи леса. Вон мелькнуло лицо Лесного короля, бородатое и строгое. А вон его дочери, прелестные нимфы, они смеются и скачут по ветвям белками, глядя на него глазками-пуговками.

Ворон приземляется самым носом, Эдмонд вскрикивает и падает на землю, задыхаясь. Снег забивается в открытый рот. Бежать больше нет сил, перед глазами пляшут огненные круги, все кругом темнеет.

— Ворон, ворон, нагнал тебя!

Ворон, ворон, я не зла!

Ворон, ворон, нагнал тебя!

Все равно увела! — доносится до него. В комнате тихо-тихо, слышно лишь как гудит пламя в камине. Приглушенный свет свечи падает на бледное лицо мальчика. Пот блестит на его лбу мелкими каплями. Тонкие губы шепчут что-то неразборчивое.

— Господин доктор, он снова бредит, — тихо шепчет утомленная Шарлотта, не спавшая уже третью ночь и сидевшая в изголовье сына.

— Нервное потрясение, госпожа де Флёри, да холод, — отвечает старик-лекарь, грея тонкие длинные пальцы у камина. — Он болезненный ребенок, тяжело болеть будет.

Модест, бледный, спокойный, стоит рядом и молчит. Ему стыдно, что он не уследил за братом. Отец всыпал ему, но никакие розги не сравнятся с душевными муками. «Из-за меня Эдмонд заболел, — думает он, напряженно вглядываясь в черты мальчика. — Из-за меня»….

Жаклин подходит к кровати и кладет руки на плечи Шарлотте.

— Иди поспи, — произносит она повелительно. — Совсем тростинкой стала.

Шарлотта встает и, поклонившись ей, уходит, поманив за собой старшего сына. Она хотела бы быть рядом с больным, но не перечит матери мужа. Женщина присаживается на ее место и берет руку Эдмонда в свою. Холодные пальцы мальчика тут же вцепляются в ее теплую ладонь, он приоткрывает с трудом глаза.

— Бабушка… — он улыбается, узнав ее. — Бабушка, дайте мне альбом…

— Спи, — она улыбается ему мягкой улыбкой, качая головой.

— Бабушка, голубушка, пожалуйста! — молит он, глядя на нее горящими влажными глазами.

Жаклин вздыхает, встает и приносит ему альбом и грифель. Уголь она не хочет нести на чистую постель.

— Не рисуй долго. Доктор придет, заругается.

Эдмонд не слышит ее. На бумаге перед ним вырисовывается Дау, склонившаяся к нему с камней. Он прорабатывает каждую черточку, каждую ресничку. Лишь когда мальчик заканчивает рисунок и захлопывает альбом, он чувствует облегчение. Песня больше не звучит в его ушах, и он не вспомнит это происшествие через много лет, когда поступит на службу в Генштаб и станет уже не Эдмондом де Флёри, а Грачом. Ему будет некогда, водоворот событий и наполеоновских войн закрутит его. Единственным воспоминанием о красивой и ужасной фее Дау останутся рисунки в забытом, пыльном детском альбоме.