Фандом: Гарри Поттер. Сиквел к фанфику «Новый парфюм Гарри Поттера». Драко Малфою по-прежнему снятся сны, и они далеко не безоблачны… Второй фанфик из цикла «Сны».
Добавить в моё избранное
27 мин, 44 сек 11693
Полная луна тусклым желтым блином висит в чернильном небе. Воздух густо пропитан тяжелым запахом крови и разогретого металла, деревья стоят неподвижно, и каждый лист будто вырезан из черной фольги. Темная Метка возникает в небе, затмевая луну, отбрасывая бледный зеленоватый отблеск на опушку Запретного леса. При ее выморочном и обманчивом свете, тем не менее, ясно видно главное — Волдеморт опускает руку с зажатой в ней волшебной палочкой, и стоящий напротив него Гарри Поттер медленно валится в траву. Он падает навзничь и голова запрокидывается сама собой, а глаза, словно осколки бутылочного стекла, еще тускло мерцают за бесполезными стеклами очков, но живой огонь уже уходит из них, уступая место бесконечному посмертному удивлению, как будто в конце своей недолгой жизни Гарри удивляется тому, что его в очередной раз обманули.
— Нет! — отчаянно орет Драко и падает на колени рядом с телом Поттера. В тот же миг зеленый луч Авады прожигает его насквозь, и он умирает в отчаянном усилии дотянуться в последний раз до поттеровской руки…
Пробуждение, как всегда, отвратительно. От горького крика в горле першит, словно в детстве, когда ангина была самой страшной бедой, а невкусное, но полезное, зелье, растворенное в сладком молоке, спасало от этой беды в два счета. Вот только вряд ли сейчас где-нибудь поблизости окажется Нарцисса с кружкой горячего молока в руках и неподдельной тревогой на красивом и таком родном лице. Драко рывком садится на постели, отчаянно стирает кончиками пальцев горячие слезы со щек и долго таращится в темноту, ощущая, как сбегает вдоль позвоночника холодная капля пота, не моргая и пытаясь выровнять сбившееся дыхание. По правде говоря, дышит он не тише скаковой лошади, пробежавшей три круга по ипподрому, но Заглушающие заклинания на комнату наложены еще с вечера, так что он может тут орать до срыва связок и дышать, словно загнанный гиппогриф при смерти — никто ничего не услышит. И слава Мерлину.
Минут через пять темнота перестает быть абсолютной и непроницаемо-черной, наполняясь бесчисленным множеством полутонов — от густо-серого до светло-лилового. Смутно различимые в предрассветной тьме тени колышутся под потолком и тянут вниз, к Драко, свои ужасные и совершенно неопознаваемые руки? Лапы? Щупальца? Неважно, что именно они тянут, важно, что это чертовски раздражает Малфоя, и он нервным движением отбрасывает в сторону одеяло, нащупывает на тумбочке свою волшебную палочку, хрипло шепчет: «Люмос» и решительным шагом выходит из спальни, накинув на плечи атласный, отливающий яркой бирюзой даже в полутьме, халат. Вставать ему не раньше восьми, но Драко точно знает, что сегодня больше не уснет.
С момента финальной битвы прошло почти полтора года, а ему до сих пор снятся кошмарные сны. У снов тусклые, приглушенные краски, ярко выраженный запах гари и уксусный привкус страха, настолько ощутимый, что наизнанку начинает выворачивать еще до пробуждения. Иногда кошмаров не бывает неделями, иногда наоборот — Малфой неделями практически не спит, ночь за ночью сгорая в Адском пламени вместе с Винсом, захлебываясь собственной кровью и змеиным ядом рядом со Снейпом, корчась в муках от неизвестного заклинания Молли Уизли, унесшего жизнь неистовой Беллатрикс, оседая на мокрую черно-зеленую траву с остановившимся после Авады сердцем, так же, как Гарри Поттер.
Тот факт, что в реальности Гарри Поттер не погиб, победил Волдеморта и с достоинством перенес трансформацию из Мальчика-который-выжил в Национального Героя всей магической Британии, в малфоевских снах ничего не меняет. Драко по-прежнему выныривает из своих кошмаров с диким воплем, на коже — холодные и липкие бусинки пота, в глазах — бессильные злые слезы. Из всех смертей, что он переживает ночами, поттеровская пугает его больше всего, и всякий раз проходит минута, а то и две, пока Малфой не сообразит, что только эта смерть — лишь кошмарный сон, а не страшное воспоминание. Иногда ему кажется, что каждая минута после пробуждения, в течение которой он пытается отделить сон от яви, стоит ему, по меньшей мере, полугода жизни. Подсчитать, на сколько десятилетий он постарел после войны, Драко даже не пытается.
Стараясь двигаться как можно тише, он заваривает на кухне редкий сорт чая, пару минут любуется тем, как буро-зеленые жгутики сухих чаинок раскрываются в горячей воде, после чего выливает наполовину заваренный чай в раковину и принимается варить кофе. На самом деле ему не хочется кофе — ему хочется огневиски, но если бы Малфои всегда позволяли себе делать то, что им хочется, этот древний чистокровный род давно бы канул в Лету. Малфой не хочет, чтобы его род канул в Лету, поэтому он не позволяет себе пить огневиски в половине пятого утра, а, морщась от обжигающей горечи, пьет кофе. При этом он держит спину очень прямо, чашку на блюдце ставит без стука и сохраняет невозмутимое выражение лица, хотя наблюдать за ним на пустой кухне абсолютно некому.
— Нет! — отчаянно орет Драко и падает на колени рядом с телом Поттера. В тот же миг зеленый луч Авады прожигает его насквозь, и он умирает в отчаянном усилии дотянуться в последний раз до поттеровской руки…
Пробуждение, как всегда, отвратительно. От горького крика в горле першит, словно в детстве, когда ангина была самой страшной бедой, а невкусное, но полезное, зелье, растворенное в сладком молоке, спасало от этой беды в два счета. Вот только вряд ли сейчас где-нибудь поблизости окажется Нарцисса с кружкой горячего молока в руках и неподдельной тревогой на красивом и таком родном лице. Драко рывком садится на постели, отчаянно стирает кончиками пальцев горячие слезы со щек и долго таращится в темноту, ощущая, как сбегает вдоль позвоночника холодная капля пота, не моргая и пытаясь выровнять сбившееся дыхание. По правде говоря, дышит он не тише скаковой лошади, пробежавшей три круга по ипподрому, но Заглушающие заклинания на комнату наложены еще с вечера, так что он может тут орать до срыва связок и дышать, словно загнанный гиппогриф при смерти — никто ничего не услышит. И слава Мерлину.
Минут через пять темнота перестает быть абсолютной и непроницаемо-черной, наполняясь бесчисленным множеством полутонов — от густо-серого до светло-лилового. Смутно различимые в предрассветной тьме тени колышутся под потолком и тянут вниз, к Драко, свои ужасные и совершенно неопознаваемые руки? Лапы? Щупальца? Неважно, что именно они тянут, важно, что это чертовски раздражает Малфоя, и он нервным движением отбрасывает в сторону одеяло, нащупывает на тумбочке свою волшебную палочку, хрипло шепчет: «Люмос» и решительным шагом выходит из спальни, накинув на плечи атласный, отливающий яркой бирюзой даже в полутьме, халат. Вставать ему не раньше восьми, но Драко точно знает, что сегодня больше не уснет.
С момента финальной битвы прошло почти полтора года, а ему до сих пор снятся кошмарные сны. У снов тусклые, приглушенные краски, ярко выраженный запах гари и уксусный привкус страха, настолько ощутимый, что наизнанку начинает выворачивать еще до пробуждения. Иногда кошмаров не бывает неделями, иногда наоборот — Малфой неделями практически не спит, ночь за ночью сгорая в Адском пламени вместе с Винсом, захлебываясь собственной кровью и змеиным ядом рядом со Снейпом, корчась в муках от неизвестного заклинания Молли Уизли, унесшего жизнь неистовой Беллатрикс, оседая на мокрую черно-зеленую траву с остановившимся после Авады сердцем, так же, как Гарри Поттер.
Тот факт, что в реальности Гарри Поттер не погиб, победил Волдеморта и с достоинством перенес трансформацию из Мальчика-который-выжил в Национального Героя всей магической Британии, в малфоевских снах ничего не меняет. Драко по-прежнему выныривает из своих кошмаров с диким воплем, на коже — холодные и липкие бусинки пота, в глазах — бессильные злые слезы. Из всех смертей, что он переживает ночами, поттеровская пугает его больше всего, и всякий раз проходит минута, а то и две, пока Малфой не сообразит, что только эта смерть — лишь кошмарный сон, а не страшное воспоминание. Иногда ему кажется, что каждая минута после пробуждения, в течение которой он пытается отделить сон от яви, стоит ему, по меньшей мере, полугода жизни. Подсчитать, на сколько десятилетий он постарел после войны, Драко даже не пытается.
Стараясь двигаться как можно тише, он заваривает на кухне редкий сорт чая, пару минут любуется тем, как буро-зеленые жгутики сухих чаинок раскрываются в горячей воде, после чего выливает наполовину заваренный чай в раковину и принимается варить кофе. На самом деле ему не хочется кофе — ему хочется огневиски, но если бы Малфои всегда позволяли себе делать то, что им хочется, этот древний чистокровный род давно бы канул в Лету. Малфой не хочет, чтобы его род канул в Лету, поэтому он не позволяет себе пить огневиски в половине пятого утра, а, морщась от обжигающей горечи, пьет кофе. При этом он держит спину очень прямо, чашку на блюдце ставит без стука и сохраняет невозмутимое выражение лица, хотя наблюдать за ним на пустой кухне абсолютно некому.
