В лапах страха

— заныл Юрка; губы малыша дрожали, но по внешнему виду было не понять: действительно ему страшно или просто притворяется, чтобы сестре ещё больше влетело.

— А чего такого? — Светка отскочила, но хлопок полотенцем перед носом ей явно не понравился. — Как будто я всё это выдумала! Что в школе услышала — то и говорю!

— А другого места ты для этого не нашла! — Марина осела на стул, швырнула вилку в тарелку.

От звона Умка навострил уши, с явным любопытством изогнул шею, стараясь охватить взором спорящих. Не вышло, и он недовольно заскулил. Вот так всегда — всё самое интересное происходит без его участия. Обидно, но ничего не поделаешь: видимо его пока не считают полноправным членом семьи, которого можно посветить во все свои секреты, — нужно время.

Умка с присвистом вздохнул, принялся старательно облизывать газету.

— А ты чего молчишь? — Марина накинулась на мужа, словно тот был всему виной. — Так и будешь закрывать глаза на все её выходки?

Глеб медленно отодвинул тарелку, посмотрел в глаза дочери.

— Света, не время сейчас сцены закатывать. Завтра — всё что угодно. Но только не сегодня. Прошу тебя.

Девочка разинула рот и, ничего не понимая, осела на спешно покинутый табурет.

— Ты чего это?

— Да, действительно, у тебя всё с головой в порядке? — возмутилась Марина. — «Всё что угодно» — это что же?

— Марина…

— Да я уже тридцать лет Марина! А если тебе всё равно, так и скажи! Нечего из меня дуру делать!

«Точно не тридцать. Врёшь! Больше. Много больше! Просто не старишься, как… ведьма?»

Глеб вздрогнул: чьи это мысли?

— Ты не понимаешь…

— Ага, дело оказывается всё же во мне. А я-то, дура, никак не соображу!

— Хватит орать! — воскликнула Светка и тут же сжалась в комок, боязливо посматривая на осёкшуюся Марину.

— Ты чего на маму кричишь? — подал голос Юрка.

— Значит так… — холодно произнесла Марина и скривила подбородок — хрясть! — а это не значило ничего хорошего.

Глеб глубоко вдохнул, облокотился о стол. Странно, но он как бы увидел свою физиономию со стороны: какую-то сплюснутую, отёкшую, совсем как у резиновой куклы, с рваными провалами на месте глазниц, через которые уже давным-давно вытекло всё человечное, родительское, отцовское. Жуткая маска пугала своим естеством, медленно раскачиваясь на бряцающих цепях, продетых сквозь мочки ушей.

Глеб сглотнул: ну и жуть, неужели таким его видят все домочадцы?

— Значит так, — сказала Марина, силясь совладать с детонированными эмоциями. — Марш в ванную — и чтобы через пять минут была, как нормальный человек! А то развела на лице не пойми что, как… — Её голос сорвался.

— Шлюха? — усмехнулась Светка.

Марина дёрнулась, но сумела усидеть; в данный момент она спешно раскапывала в душе могилу, чтобы навсегда закопать в ней такое понятие, как «дочь».

— Ты… Ты… Повтори, что ты только что сказала… — Маринины веки дрожали, а пальцы мяли друг друга, порождая старческий суставный хруст.

— Как шлюха, — без эмоций повторила Светка, гипнотизируя клочок скатерти перед собой. — Ты ведь это хотела сказать?

— Света, прекрати, — холодно произнёс Глеб.

… Грань вписанных друг в друга квадратиков приветливо подхватила взгляд девочки и понесла его по своей поверхности, как по крутой горке, лавируя на бесчисленных поворотах, отчего захватывало дух; а где-то в стороне, в это время, медленно приоткрывалась потайная дверка, ведущая в соседний сказочный мир. Вот вам и избушка на курьих ножках, вот и Кощей бессмертный над златом чахнет, вон, вдалеке, краснеется кисельный берег, а в молоке всплывает что-то корявое и неповоротливое, отсюда, из-за стола, больше похожее на трухлявый пенёк… Стоп, так это же водяной, ну кто же ещё!

Однако в реальности НИЧЕГО НЕОБЫЧНОГО НЕ ПРОИСХОДИЛО, и это уже давило на всех. Светке захотелось превратиться в муху и улететь прочь из дома, прочь из города, прочь с планеты Земля, прочь из этого долбанутого мира — туда, где на неё никто не будет смотреть ВОТ ТАК! Хищно и злобно, рассчитывая силу удара, дабы потом не осталось синяка. Хотя даже если и останется — она непременно что-нибудь придумает. Ведь мать не может бить ребёнка. По крайней мере — так не должно быть.

Марина поднялась.

— Сейчас ты у меня получишь!

— Ага, надорвёшься, — сухо ответила Светка… и получила предательскую затрещину от Глеба.

В ушах зазвенело, а глаза полезли из орбит. Захотелось плакать. Дрожащий комок уже начал свой путь из живота наружу. Он перетрясал содержимое желудка, неприятно чертил скользкими жгутиками по горлу, решительно нажимая холодной ложноножкой на маленький язычок, словно говоря: «Тук-тук, а вот и я», — преднамеренно затягивая своё неминучее появление.

Светка всхлипнула, но тут же проглотила разрозненные чувства и лишь злобно посмотрела на Глеба — уж от кого, а от него она подобного не ожидала!