В лапах страха

— Только вот боюсь, Маринка меня совсем не поймёт. Она предпочитает ладить с людьми. Вернее просто мирно сосуществовать. И пользоваться этим. Своего рода, симбиоз или даже паразитизм. Чего киваешь? Неужели понял, как наше человеческое сообщество устроено?

Пёс заскулил, беспокойно огляделся по сторонам.

— Хотя чего тут понимать… — Глеб поднялся, размял затёкшую шею. — Все мы — звери. Особенно если поглубже капнуть. В голове — непроглядный мрак, своеобразная среда обитания. Повадки — явно хищные. Свирепые, не допускающие ни жалости, ни сострадания, ни взаимовыручки. А вот вместо сердца — загнанный заяц. Того и гляди испустит дух — задайся только целью обретения смысла. Разум и вовсе на ленивца похож — такой же медлительный и неповоротливый. Любые задачи, кроме попытки выжить любой ценой, ему во вред. О душе вообще молчу… Так что на деле, не пойми что выходит. «Гомо зверюнус» какой-то. Хм… — Глеб подмигнул ворчащему Умке. — Тебе, вон, хорошо — ты пёс и этим всё сказано. Даже документы все при тебе: ошейник, лапы, хвост. А что другие по этому поводу говорят или думают — не бери в голову. Усёк?

Умка по-человечьи хмыкнул, будто терзаемый сомнениями. Повёл головой, изнывая от нетерпения.

— Чего, не согласен? — усмехнулся Глеб и нетерпеливо постучал ногой по двери — лифт замер пару секунд назад, однако выпускать пассажиров не спешил. — Ну же, железяка, крути свои шестерни!

Умка недовольно рыкнул, и двери тут же покорно открылись.

В глаза ударил резкий свет от мерцающих под потолком трубок. Пёс фыркнул.

— Ты чего? — не понял Глеб, направляясь к дверям квартиры.

Пахло чем-то гнилым, разлагающимся, давно мёртвым. С потолка свисали тонкие нити, которые обволакивали шерсть, протягиваясь следом, не желая отпускать.

Умка ощетинился.

— Спокойнее, — сказал Глеб.

Он понятия не имел, отчего старается говорить в полголоса: площадка была не заселена, а из-за закрытых дверей никто не показался бы, даже устрой он гвалт или закричи на всю лестничную клетку «помогите — убивают!» Вернее территория всё же была частично заселена — его семьёй. Их словно выбросило на необитаемый остров волнующимся морем социальных проблем или элементарной упёртостью жены. Именно последнее, куда в большей степени, походило на правду. Всё остальное, надуманное несколькими минутами ранее, билось о бетонную стену действительности, оседая крошкой вдоль стен. Да. Дети, экология, престижный район — всё это оставалось призрачным и эфемерным, по существу, необходимым лишь для успокоения зудящего под черепной коробкой сознания. Так было проще успокоить себя.

— Вот чёрт! — Глеб пнул пустую жестянку с трафаретом «Титан» на погнутом боку. — Такое ощущение, что кто-то свою квартиру заново переклеил! Идиоты.

Умка вздрогнул, уставился в тот угол, куда отлетел странный предмет из-под ноги человека.

Глеб не без труда выскреб из волос частицы приставшего клея и с омерзением обтёр пальцы о шершавую стену.

— Хоть бы убирали за собой. Свиньи! — Он негодующе смахнул с потолка переливающиеся нити. — Юрка ведь завтра с утра, по любому, с ног до головы уделается — тут, как говорится, без вариантов!

Пёс зарычал, однако Глеб не обратил внимания.

Одна из дверей незаметно отворилась.

Незаметно для хозяина, но Умка сразу уловил лёгкое дуновение, из-за которого гнилой смрад отпрянул прочь. Запахло человеческими телами и чем-то ещё: тёплым, дурманящим, девственным. Именно от последнего в клыках поселился нестерпимый зуд. Зуд возбуждения. Пёс облизался, склонил голову на бок. Пахло кровью.

— Ты окончательно спятил?! — Сухой голос принадлежал высокой женщине в халате.

Она замерла в дверном проёме, а из-за её высокой фигуры выглядывал человеческий детёныш.

— Марин, так было нужно, — промямлил Глеб, стирая со лба остатки строительного клея.

— Мог бы сначала позвонить, прежде чем тащить ЭТО в квартиру! — Холодный голос тут же оборвался; женщина брезгливо подцепила малыша под руку и исчезла в недрах квартиры.

Умка мотнул головой: всё становилось более-менее понятным, но последний запах по-прежнему не давал покоя. Он не принадлежал ни хозяину, ни этим двоим. Оставался кто-то ещё.