В лапах страха

Пёс фыркнул и засеменил на косолапых лапах впереди вздыхающего Глеба.

— Юрка, отойди от двери! — Марина всплеснула руками. Затем тяжело вздохнула. — Света, уведи брата отсюда.

— Он что сам ходить не может? — Хлопнула дверь в соседнюю комнату, окончательно искалечив остатки фразы.

Человек по имени Светка упорно не желал показываться на глаза.

Умка уловил, как за приоткрытой дверью мелькнула детская тень и тут же скрылась в темноте, оставив после себя запах мочи, влажные губы и частый топот ног. Неряшливые движения затихли после очередного шороха — туда-сюда — наверняка под кроватью или столом, где же ещё.

Скорее всего, это просто игра, так что беспокоиться не о чем.

В животе заурчало. Умка напоказ облизался — кормить совсем не спешили, а вроде как уже пора. Однако на него даже не смотрели, продолжая спорить.

Марина застыла у холодильника в какой-то недосформированной позе: словно ещё не до конца решила, чем следует себя занять. Она смотрела на чёрный квадрат окна, заламывала руки и неприятно хрустела суставами.

— Неужели больше некуда его деть?

Глеб вздохнул.

— Марина, говорю же, что это только на первое время. Пока всё не уляжется.

— И когда это произойдёт? Неделя, месяц, год?

— Пожалуйста, не начинай… — Глеб заскользил апатичным взглядом по граням нарисованных на скатерти квадратиков — те как-то странно переходили один в другой, множились, расширялись, ускользали от взора и стремились поскорее скрыться за краем стола.

— А я ещё не начинала!

Глеб вздрогнул, оторвался от своего бесполезного занятия.

Марина отошла от окна и открыла холодильник. Уставилась на полки с продуктами. Действие снова вышло спонтанным, и теперь она уже совершенно точно не понимала, что именно ей нужно.

Умка поджал хвост, заворчал — со стороны грохочущего белого шкафа пришла зима. Только какая-то необычная: сдавленная, сухая и неимоверно кислая, будто её весь год мариновали внутри. Теперь Умка ещё больше невзлюбил холод, однако попытался сдержать рвущиеся из груди эмоции и лишь жалобно заскулил, продолжая изредка посматривать на застывшую в нерешительности женщину.

Марина вздрогнула и, схватив первое, что подвернулось под руку, захлопнула увесистую дверцу, оклеенную на уровне живота фантиками от жвачки — сын постарался, а может и дочь, чтобы её позлить.

Холодильник довольно причмокнул.

— У нас дети. Ты об этом подумал? — Марина безвольно осела за стол, уперлась узкими зрачками в мужа.

Глеб повёл плечом.

— Ну, подумал.

— Ну, подумал?! — Бутылочка с морковным соком ударилась о поверхность стола и, казалось, покраснела ещё гуще, почувствовав на себе два сосредоточенных взгляда взрослых людей; Марина отдёрнулась всем телом, не совсем понимая, откуда сок вообще мог взяться в её руках. — Знаешь, это не совсем то, что я рассчитывала услышать!

— Что я должен был сказать?

— Как это что?! — Марина вновь поднялась, негодующе глянула на Умку. — То, что завтра этого уродца и след простынет!

— Не говори так! — Глеб и сам удивился столь резкому тону. Откашлялся.

— Ты чего, с ума сошёл? — Марина уставилась на мужа, словно только сейчас разглядела того под ворохом одежды.

— С чего бы это?

— Да ты хоть понимаешь, что такое несёшь?!

— Вполне, — Глеб кивнул, глянул на притихшего пса. — Он ведь вам ничего не сделал. За что вы на него сразу ярлык вешаете? Ладно Алла Борисовна — она и без того из ума выжила, — но ты-то должна понимать, что это всего лишь обычная собака! Не крокодил, не анаконда, не гризли — просто пёс, каких миллионы!

— Ах, вот даже как… Ясненько. Значит ты ещё перед консьержкой отметился, — Марина всплеснула руками, принялась суматошно расхаживать по кухне: вблизи бультерьера она резко ускорялась, а у окна, напротив, замедлялась, делая вид, будто пытается что-то разглядеть за стеклом. — И что же мне завтра прикажешь делать?

— А в чём, собственно, проблема?

— А в том! Опять придётся краснеть из-за тебя! Чего ты ей наговорил?!

— Да ничего. Тебе я много чего успел сказать? Вы ведь рта раскрыть не даёте. Особенно эта сварливая старуха! Развела демагогию, словно я и впрямь монстра инопланетного на привязи притащил или черта из самой преисподней! — Глеб перевёл дух и закончил более спокойно: — Как будто свет клином на этом псе сошёлся.

Марина замерла напротив окна, сложила руки на груди.

— Ну, спасибо тебе, — она не оборачивалась, а тон не сулил ничего хорошего. — Значит я и Алла Борисовна — одно лицо. По крайней мере, в твоих глазах.

— Марин, я совершенно не то имел в виду. Мы ведь о другом разговариваем. Я просто хочу сказать, что подобного спора не было бы, приведи я вместо бультерьера какого-нибудь пекинеса или таксу.