В лапах страха

— Тебе не кажется, что всегда и во всём виновата, в первую очередь, я? — Марина равнодушно наблюдала за водным вихрем, вырывавшимся из-под колёс громадного тягача, будто всё в купе было безобидным киношным спецэффектом и ничем иным.

Глеб засопел; поток машин постепенно сгущался, скорость заметно упала.

— Марин, давай на счёт этого как-нибудь в другой раз поговорим, а?

Марина усмехнулась.

— Конечно, у тебя всегда заготовлен этот дежурный ответ. На все случаи жизни!

— Просто сейчас не время и не место.

— Переезд и новая квартира — это, конечно, мой бзик, чей же ещё, — продолжала в полголоса Марина. — Что Юрка такой… это тоже я.

— Марина!

— Что Марина?! Ты ведь именно так думаешь! Просто не говоришь.

Глеб кое-как вырулил к обочине и остановился у самого поворота на Троицу; грузовики сбились в плотную кучу и ползли дальше, наподобие одурманенных лобстеров-мигрантов, изнывающих от тоски, но продолжающих свой размеренный путь, повинуясь врождённым инстинктам.

— Марина, — произнёс Глеб, с трудом подыскивая нужные слова, — ты действительно думаешь, что нашим детям что-то угрожает?

Марина вздрогнула, но промолчала.

— Дело ведь вовсе не в собаке. Тебя тревожит что-то ещё…

— Думаешь, я окончательно свихнулась?

Глеб покачал головой, сказал вполголоса:

— Вовсе нет. Порой мне и самому кажется, что с нами происходит что-то неладное.

Марина искоса посмотрела на мужа. Усмехнулась.

— Наверняка это все из-за переезда. Да из-за всех этих ипотек, выплат и прочей сопутствующей нервотрёпки. Похоже, мы чего-то так и не учли… И в первую очередь, справимся ли мы со всем этим ворохом, — Глеб вдруг опомнился и огляделся. — Ну, так что будем делать? Домой?

Марина молчала.

— Ты ручаешься за пса? — вдруг резко спросила она.

— Я уверен, что всё будет в порядке. А Светку можно по телефону предупредить. Да она вроде бы и не особо Умку боится. Даже ребятам из школы показать хотела… — Глеб замолчал, уставился в серое месиво за лобовым стеклом.

Скрипнули дворники.

— Да уж… — процедила Марина, отслеживая взглядом работу механики. — Ладно, поехали, куда ехали. Только домой теперь — дотемна! — Она спешно огляделась и с досады хлопнула ладонью по коленке. — Ну, ё-моё! Я сумочку на работе оставила…

Глеб, ничего не понимая, уставился на жену; затем опомнился и принялся шарить по карманам пиджака, в поисках своего мобильника.

— А ты чего не сказал? — продолжала причитать вконец расстроенная Марина. — Видел же, что я безо всего вышла! Я ведь только в кафе спустилась… а тут ты всё запутал!

— Ничего я не путал, — отмахнулся Глеб. — Что мне тебя, под лупой каждый раз изучать? Вот, держи, — он протянул жене свой мобильник. — Или лучше мне самому?

— Рули, давай, — Марина выхватила телефон, поспешила отвернуться.

Поток транспорта на шоссе окончательно застыл.

— Всё равно теперь назад не пробьёмся, — заключил Глеб, нервно теребя рычажок коробки передач. Он понятия не имел, с какой целью констатирует сей и без того очевидный факт, но от данного умозаключения на душе сделалось значительно легче, словно мозг напрочь отказывался вникать в суть проблемы, довольствуясь примитивной отмазкой.

«Странно. Очень странно»…

Марина никак не отреагировала, продолжая сжимать в трясущихся пальцах мобильник и, одновременно, созерцать грязные грузовики.

… Бабка тогда била её по губам и приговаривала: «Вот ведь неслуш, какой, в доме завёлся! Ты для него и так и эдак выворачиваешься, а у него одно на уме: как бы из дому улизнуть без спросу! Во-во, того и гляди, пятками засверкает — ходи, ищи, потом! А коли бы не дед Поникар — чего бы тогда было? Что бы я твоим папке да мамке сейчас говорила?»

Марина всхлипывала, никак не реагируя на монотонную тираду старухи, а в перерывах между оглушавшими её трепещущий разум потоками нравоучений пыталась исторгнуть из собственной груди нечто леденящее, что кристаллизовалось под сердцем — воспоминание о том, как мертвяк чуть было не утянул её в могилу!

Однако бабка ничего не желала слушать, и как только с липких уст Марины срывалось очередное «святотатство», девочка тут же получала ладонью по губам, отчего в голове кололись колючие стеклянные шары. На языке давно ощущался медный привкус крови, который методично отфутболивал сознание в глубинные недра всепоглощающего взрослого безразличия. Внутри черепной коробки гремел бубен.

Тогда-то, сквозь оглушающий звон в ушах, Марина впервые различила тот непонятный шёпот, который с годами перерос в молчаливое копошение под лобной костью. Ей сказали: «Пошли этих сраных сятошь куда подальше! Они просто боятся поверить в суть вещей! Они не верят только потому, что сами ничего не видят, не слышат, не чувствуют!