567 мин, 45 сек 5557
— Спросил он, взглянув на нее, и Лили ощутила, что из его голоса исчез уже ставший привычным сарказм.
— То, что привело тебя сюда.
— Боишься сказать слово пал? — Его глаза блеснули в полумраке спальни.
— Хорошо, пал. — Исправилась она.
— Нельзя жить в мире, где все только белое. Сама однотонность рождает фальшь. Я предпочел темную откровенность светлой фальши. Такой ответ устроит? — Он посмотрел на нее с иронией, но Лили успела уловить в его словах, пока он говорил, и их истинный смысл, и грусть.
— Ты скучаешь по прежней жизни?
Он подошел к кровати, на которой она сидела.
— Ты напоминаешь мне о ней. — Только что в нем не было и тени лукавства, но уже через секунду все изменилось, и во взгляде прорезалось раздражение. — Иногда даже слишком.
— Ник, — продолжила она, не обращая внимания на перемены в его настроении, — на твоей памяти были ошибки, такие, как я?
— Ты хочешь знать, что будет с тобой дальше? — Он заглянул ей в глаза, присев рядом на кровати.
— Об этом я могу догадаться, — пробормотала она, опуская взгляд. — Я просто хочу понять, почему так происходит.
— На моей памяти, нет. — Ответил он, и из его уст это звучало по-настоящему страшно, потому что его память охватывала вечность.
— Тогда как такое могло произойти? — Спросила она, напряженно всматриваясь в него.
— Ошибка? Любая система имеет право на ошибку, этим мы и различаемся: только светлые не признают их. Поэтому я наслаждаюсь тобой, а они жаждут стереть и забыть.
— Но ведь это против их правил? Это же убийство.
— Против каких правил? — Рассмеялся он. — Против тех, что тоннами засылают ко мне души? Не смеши меня, Лили. Есть, конечно, хорошие люди, я не спорю, но их очень мало, а в основном все состоят из смеси достоинств и недостатков, побеждает то одно, то другое с переменным успехом, и пока жив, никто не знает до конца, что именно победит.
— Да, я помню об этом, — вздохнула Лили, и он снова усмехнулся, увидев выражение ее лица.
— Да, извини, тебе виднее.
— Что я сделала не так, чтобы дойти до самого дна?
— Я уже говорил тебе, что, возможно, ничего. — Ответил он, подымаясь и продолжая одеваться. Лили почти не сомневалась, что он снова должен был идти на какую-то встречу, но он всегда вел себя так, словно спешить ему было некуда, он никогда никуда не торопился. — Думаю, после ошибки ты оказалась не там, и не в то время, и жизнь пошла не согласно твоей внутренней сути, как бывает обычно, а вопреки, и поэтому ты вынуждена была восставать и ненавидеть, бороться и проклинать, потом снова и снова, но все уже шло не так, пока однажды, — он улыбнулся, — ты не загремела насовсем ко мне.
Лили смотрела на его фигуру на фоне окна и думала о том, что если бы дело было только в том, чтобы загреметь прямиком к нему, она бы не колебалась. Жаль только, что путь оказался безумно долгим и невыносимым.
— Если не считать всего, что было до того, я рада, — произнесла она вслух, и его пальцы запутались, тщетно пытаясь застегнуть еще одну пуговицу.
— Чему? — Он изучал ее глаза, и видел, как они снова становились зелеными, наполняясь незнакомыми ему чувствами вперемешку с болью.
— Тому, что я с тобой. Во всех этих жизнях… — она замолчала, потому что слезы сдавили ей горло.
Он не двигался с места и не насмехался, только пристально смотрел на нее.
— Не было никого и близко такого, как ты. — Проговорила она.
Ник знал, что это правда, и от этого признание било в самую середину его мертвого сердца.
— Да, я один в своем роде. — Выдохнул он, и справившись наконец со злосчастной пуговицей, поспешно вышел из комнаты прочь. По любым меркам это сильно напоминало бегство, и Калеб понимающе распахнул перед ним двери в коридор, но только раньше он бежал от своих любовниц по другим причинам: то от их назойливости, то от фальши или скуки, а теперь впервые бежал от искренности.
Почему ее не волнуют ни богатство, ни власть? Почему она не предается развлечениям, как все остальные? Ей не нужны услуги от него, не нужны подарки, она идет напролом, трощит стену, которую он строил много веков, стену его одиночества, ей обязательно нужно попасть в середину, и кроме этого — больше ничего. С каким безрассудством и самоотверженностью она раз за разом штурмует его крепость, причем так, словно от этого зависит ее жизнь, словно в этом сосредоточен весь смысл ее существования. А что, если так? Тогда она — ошибка, его ошибка в первую очередь, — мысленно застонал Ник, — и кому, как не ему, известно, как избавляться от неугодных. Но он не хотел.
— Он узнал о сфере?
— Нет, это Самаэль. Он больше никогда не вернется обратно.
— То, что привело тебя сюда.
— Боишься сказать слово пал? — Его глаза блеснули в полумраке спальни.
— Хорошо, пал. — Исправилась она.
— Нельзя жить в мире, где все только белое. Сама однотонность рождает фальшь. Я предпочел темную откровенность светлой фальши. Такой ответ устроит? — Он посмотрел на нее с иронией, но Лили успела уловить в его словах, пока он говорил, и их истинный смысл, и грусть.
— Ты скучаешь по прежней жизни?
Он подошел к кровати, на которой она сидела.
— Ты напоминаешь мне о ней. — Только что в нем не было и тени лукавства, но уже через секунду все изменилось, и во взгляде прорезалось раздражение. — Иногда даже слишком.
— Ник, — продолжила она, не обращая внимания на перемены в его настроении, — на твоей памяти были ошибки, такие, как я?
— Ты хочешь знать, что будет с тобой дальше? — Он заглянул ей в глаза, присев рядом на кровати.
— Об этом я могу догадаться, — пробормотала она, опуская взгляд. — Я просто хочу понять, почему так происходит.
— На моей памяти, нет. — Ответил он, и из его уст это звучало по-настоящему страшно, потому что его память охватывала вечность.
— Тогда как такое могло произойти? — Спросила она, напряженно всматриваясь в него.
— Ошибка? Любая система имеет право на ошибку, этим мы и различаемся: только светлые не признают их. Поэтому я наслаждаюсь тобой, а они жаждут стереть и забыть.
— Но ведь это против их правил? Это же убийство.
— Против каких правил? — Рассмеялся он. — Против тех, что тоннами засылают ко мне души? Не смеши меня, Лили. Есть, конечно, хорошие люди, я не спорю, но их очень мало, а в основном все состоят из смеси достоинств и недостатков, побеждает то одно, то другое с переменным успехом, и пока жив, никто не знает до конца, что именно победит.
— Да, я помню об этом, — вздохнула Лили, и он снова усмехнулся, увидев выражение ее лица.
— Да, извини, тебе виднее.
— Что я сделала не так, чтобы дойти до самого дна?
— Я уже говорил тебе, что, возможно, ничего. — Ответил он, подымаясь и продолжая одеваться. Лили почти не сомневалась, что он снова должен был идти на какую-то встречу, но он всегда вел себя так, словно спешить ему было некуда, он никогда никуда не торопился. — Думаю, после ошибки ты оказалась не там, и не в то время, и жизнь пошла не согласно твоей внутренней сути, как бывает обычно, а вопреки, и поэтому ты вынуждена была восставать и ненавидеть, бороться и проклинать, потом снова и снова, но все уже шло не так, пока однажды, — он улыбнулся, — ты не загремела насовсем ко мне.
Лили смотрела на его фигуру на фоне окна и думала о том, что если бы дело было только в том, чтобы загреметь прямиком к нему, она бы не колебалась. Жаль только, что путь оказался безумно долгим и невыносимым.
— Если не считать всего, что было до того, я рада, — произнесла она вслух, и его пальцы запутались, тщетно пытаясь застегнуть еще одну пуговицу.
— Чему? — Он изучал ее глаза, и видел, как они снова становились зелеными, наполняясь незнакомыми ему чувствами вперемешку с болью.
— Тому, что я с тобой. Во всех этих жизнях… — она замолчала, потому что слезы сдавили ей горло.
Он не двигался с места и не насмехался, только пристально смотрел на нее.
— Не было никого и близко такого, как ты. — Проговорила она.
Ник знал, что это правда, и от этого признание било в самую середину его мертвого сердца.
— Да, я один в своем роде. — Выдохнул он, и справившись наконец со злосчастной пуговицей, поспешно вышел из комнаты прочь. По любым меркам это сильно напоминало бегство, и Калеб понимающе распахнул перед ним двери в коридор, но только раньше он бежал от своих любовниц по другим причинам: то от их назойливости, то от фальши или скуки, а теперь впервые бежал от искренности.
Почему ее не волнуют ни богатство, ни власть? Почему она не предается развлечениям, как все остальные? Ей не нужны услуги от него, не нужны подарки, она идет напролом, трощит стену, которую он строил много веков, стену его одиночества, ей обязательно нужно попасть в середину, и кроме этого — больше ничего. С каким безрассудством и самоотверженностью она раз за разом штурмует его крепость, причем так, словно от этого зависит ее жизнь, словно в этом сосредоточен весь смысл ее существования. А что, если так? Тогда она — ошибка, его ошибка в первую очередь, — мысленно застонал Ник, — и кому, как не ему, известно, как избавляться от неугодных. Но он не хотел.
Глава 42
— Тебе нужно бежать, Лили! — Глаза Небироса постоянно меняли цвета, что выдавало в нем крайнюю степень волнения.— Он узнал о сфере?
— Нет, это Самаэль. Он больше никогда не вернется обратно.
Страница
110 из 160
110 из 160