Erratum

— Что с тобой случилось, Рамуэль? — Неожиданно спросила она. — Ты снова изменился?

— Нет, — покачал он головой, но было в этом жесте что-то неискреннее.

— Скажи мне правду, — ее глаза требовательно посмотрели на Рамуэля.

— Ничего не изменилось, — ответил он, — кроме того, что я согласился служить ему.

— Зачем? — Вскрикнула Лили, будто его слова обожгли ее и причинили боль.

— Я должен был спасти тебя. — Произнес ангел.

— Глупец! Он и не думал спасать меня. — Воскликнула Лили.

— Как же ты выбралась?

— Меня спас демон, просто потому, что я знала его родню. — Почти не солгала она.

Рамуэль тяжело опустился на стул, его лицо исказила кривая улыбка.

— Что ж, значит, это судьба, — горько произнес он. — Я все равно проклят.

— А я так не думаю, — возразила Лили, — у тебя был выбор: выбор уйти отсюда и умереть на свету, даже если это действительно так, или выбор остаться и стать таким, как падшие, даже не так — лучшим из них, ведь ты не умеешь быть худшим, верно? Теперь ты будешь сражаться со своими братьями? А сможешь ли ты в схватке поразить Уриэля? Если тебе прикажет Аба? А Танату? Его смог бы убить собственными руками? — Лили кричала, и слезы текли по ее лицу.

Ангел смотрел на нее так, словно близкие вдруг выбежали и стали бить его камнями, и не смел возразить. Она видела муку в его глазах, но и эта мука тонула в его новой натуре, в новообретенной жесткости, холоде и безразличии. Он становился таким, как большинство местных. Имена из прошлого и образы еще способны были ранить его, но скоро и эта уязвимость покинет его — Лили знала. Пути обратно не было, и не из-за безысходности сделки, а из-за того, кем он был по своей сути. Лили отвернулась прочь от него, чтобы не видеть ответа, который резал ей сердце. И ради этого существа она провела дни в стойлах фарлаков и на кухне у дрегов, в услужении у всех темных тварей, какие тут только водились. Она не спасла никого из тех, кого пыталась: ни его, ни девушку, и загубила жизнь Танатаэля, единственного незапятнанного ангела.

— Если я попрошу тебя о чем-то, первый и последний раз, — произнесла Лили, — ты исполнишь мою просьбу?

Он молча кивнул.

— Выведи меня из дома, — взгляды их встретились, острые, как на поединке. — Ведь ты можешь, если не как ангел, то как его подданный?

— Довольно, — остановил ее Рамуэль, — я выведу тебя. Ты понимаешь, что с тобой будет, если тебя поймают? — добавил он. — Я не смогу тебе ничем помочь.

Лили кивнула в ответ.

— Я понимаю.

Ей горько было признавать свое поражение, но больше она не видела смысла оставаться.

Глава 33

Камера напоминала Уцуру тюрьму, в которой держали заключенных во времена правления его отца. Пару раз, будучи еще ребенком, он забредал в подвалы, и видел страшные сырые помещения, изобилующие крысами, а однажды, когда увидел безумные глаза, взирающие на него из-за решетки, перепугался до чертиков и больше туда не совался.

Если бы он очень напрягся, то, наверное, смог бы раздвинуть прутья, но от этого не было никакого толку: окно было небольшим и смотрело на адскую долину с приличной высоты. Уцур мерил шагами камеру, не в силах остановиться, давая своему гневу выход в бесконечном наматывании кругов вдоль стен. Он сердился на Софию, досадовал на себя, и, в конце концов, начал сомневаться, потому что слова Лили, словно из тумана, стали доходить до его сознания. Она говорила ему, что София ни при чем, и ангел тоже, что она пыталась спасти ее от участи остальных. Перед его глазами до сих пор стоял ее испуганный взгляд, черные расширенные зрачки, бледное измученное лицо. Он смог бы отогреть ее, он еще помнил, как она умела улыбаться: неуверенно, робко, но так прекрасно, как ни одна из женщин, виденных им за столетия. И ее снова отправили в слои, теперь, когда он ходил по этой камере, она где-то кричала и корчилась в бесконечных муках. Разве заслуживала она такой участи, даже единожды обманув его? Ему показалось, что она была загнанной ланью, которая столько бежала от гибели, столько спасалась, что уже не разбирала дороги. И была ли в том ее вина, и ему ли было осуждать ее? Уцур зарычал, треснув кулаком по холодному камню, а затем прислонил свою голову к нему, не то стеная, не то вздыхая. Был бы Самаэль рядом, он мог бы спросить у него совета. Пусть он и любил изображать поверхностного распутника, но падший умел разбираться в ситуациях и людях, и если бы он сказал ему правду о том, что испытывает по отношению к Софии, разве Самаэль велел бы ему отправить ее в слои? Царь несколько раз приложился лбом к камню, злясь на себя. Он не способен был принимать верные решения вовремя, он родился тугодумом, а когда наконец понимал, что к чему, исправлять было уже поздно.

— Де жавю, — прошептала Лили, когда Рамуэль вывел ее на крышу той же самой башни, где она встретилась с хозяином.