Erratum

Не найдя рядом Самаэля, Грерия не на шутку встревожилась, и поначалу в ее голове даже возникла безумная мысль, что пока она спала, он полностью растворился, исчез, и его прах унесло ветром. Но потом она отогнала глупости прочь из своей головы и попыталась обнаружить на земле хоть какие-то следы, кляня себя за то, что заснула. Ветер и пыль занесли все вокруг, так что следы, если они и были, уже невозможно было отыскать. Неподалеку от нее все также лежали за камнями его крылья, и дальше, чуть впереди виднелся открытый проход во вратах. Возможно, он виден был только ей, потому что она больше не принадлежала этому миру. Грерия еще раз осмотрелась по сторонам и шагнула вперед: в крайнем случае ей придется попросить помощи у Уриэля, и если и ангелы ничего не найдут, значит, ей останется принять то, что пока она спала, Самаэль полностью растворился в пустыне. Только его крылья никак не сочетались с этой идеей, потому что они хоть и отпали, но оставались лежать целыми на земле. Грерия неуверенно побрела к вратам, измученная и едва ли отдохнувшая после короткого сна. Когда она прошла сквозь стену, проход за ней тут же закрылся, и Грерия даже испытала легкий испуг, подумав о том, что не сможет вернуться обратно. Ей пришлось зажмуриться от ударившего яркого света. Немного проморгавшись, она поняла, что снаружи яркий солнечный день, и над ней, наконец, вместо вечного зарева, простирается чистое голубое небо, такое, о каком мечтал падший. Она тяжело вздохнула и все же нашла в себе силы дотащиться до ручья, упасть возле него на колени и начать жадно пить прохладную воду. В сравнении с адскими эти земли были просто обетованными.

Когда она наконец напилась и умылась, и отерла подолом своего платья лицо, то обратила внимание, что в траве, недалеко от нее, что-то лежит, и осторожно направилась в ту сторону. Она узнала его руки, ноги, и лицо, они все еще были целы, и даже язвы вокруг губ затянулись, а грудная клетка, к ее радости, продолжала мерно вздыматься и опускаться вниз. Грерия прильнула к его груди, слушая ровные удары сердца. Когда она отняла голову и взглянула ему в лицо, глаза его были открыты и с детским восхищением смотрели в голубое небо.

— Что произошло? — Спросила она.

— Не знаю, — ответил он хриплым голосом, но все же он мог уже говорить. — Мне захотелось на прощанье увидеть хотя бы кусочек настоящего неба, и я пополз к вратам, а дальше я ничего не помню. Помню только, что очнулся здесь в траве, рубашка на груди мокрая, меня больше не мучает жажда, и это прекрасное голубое небо над головой, и солнце, — он улыбнулся, — настоящее солнце. Я было подумал, что умер, но когда увидел тебя, решил, что это просто сон.

— Это не сон, — сквозь слезы улыбнулась Грерия, — мы действительно снаружи, и ты выглядишь намного лучше. Позволь мне взглянуть на твою спину.

Самаэль с трудом приподнялся и Грерия, волнуясь, подняла его рубашку. На том месте, где раньше были перепончатые крылья, теперь красовалась гладкая человеческая кожа и нормальные здоровые лопатки. Грерия радостно рассмеялась и не могла остановиться, пока Самаэль удивленно и вопрошающе смотрел на нее.

— У меня что там, выросли цветы? — Наконец спросил ее он.

— Нет, — счастливо улыбаясь, отозвалась она. — Ты — человек. Красивый здоровый человек.

— Как все остальные обычные люди наверху? — Не веря, спросил он. — Как ты? — Его карие глаза с нежностью остановились на Грерии, и он провел пальцами по ее запавшей щеке. — Ты столько вынесла из-за меня.

— Это неважно. — Покачала она головой, накрывая его ладонь сверху своей. — Важно, что ты жив, и свободен.

— Только как это могло произойти? — Он посмотрел на себя, на свои руки, а затем на Грерию. — Этого ведь не должно было случиться.

— Жертва, — услышали они голос, и одновременно повернули головы. Рядом с ними стоял Уриэль, глядя на возрожденного человека.

— О чем ты говоришь, Элли? — спросил Самаэль.

— О том, что готовность пойти на жертву ради другого определила твою судьбу, вернее, изменила ее. — Он присел рядом с ними на камень. — Да, предыдущие падшие раскаивались в содеянном, мучились от кошмаров, которые сотворили собственными руками и вконец сходили с ума от причиненного самими же горя. Ты же, Самаэль, единственный готов был пожертвовать собой для того, чтобы спасти ее. — Он указал на Грерию. — И эта искренняя и бескорыстная жертва изменила все.

Они оба смотрели на него, как дети.

— И ты, ведьма, — усмехнулся он, — тоже изменила свою судьбу, пусть и не совсем честным путем, — произнес он, намекая на ее сделку, — но ты тоже готова была пожертвовать всем ради него. Я бы сказал, что это чудо, и, поверьте, давно я не видел чудес в аду или на границе с ним, если не считать Лили, — вздохнул ангел, вспоминая девушку, которую им так и не удалось спасти.