Командир

Ты должен кое-что сделать для меня. — Сказал он не оборачиваясь, когда солнце уже почти поднялось над горизонтом, осветив, утопающие в тумане, склоны и деревья.

Что? — Ответил я, хотя не был уверен, что он обращается ко мне.

Его фигуру почти полностью скрывал густой туман, хотя, он шёл всего шагах в пяти впереди меня. Он не оборачивался, не оглядывался по сторонам, словно слепой, полагающийся лишь на собственный слух.

Обещай мне, что никому не расскажешь, что произошло в эти два дня, — потом он добавил, — того, что на самом деле произошло. Скажешь, что попал в плен, что тебя отвели в какое-то место и посадили в яму, а ночью ты услышал взрывы и стрельбу, тебе удалось выбраться из ямы и бежать. Обо мне ты не скажешь ни слова.

Хорошо, сделаю, как скажете. — Мне, признаться, было всё равно, что говорить, но потом я вспомнил про видеокамеру и добавил. — А если найдут плёнку?

Не найдут. — Сухо отрезал он.

Я замолчал. Остальную часть пути мы шли молча. Он вёл меня какими-то тропами, проходящими вдали от дорог. Пару раз мы слышали шум машин, но командир в таких случаях всегда останавливался и ждал, пока звук стихнет. Казалось, он в совершенстве знает эти места.

Когда взошло солнце, разогнавшее предрассветный туман, стало жарко, пот пропитал куртку и стекал по лицу большими каплями. На командира жара, казалось, не оказывала никакого влияния, он двигался так же быстро и проворно, изредка замедляя шаг, чтобы подождать меня, уставшего и изнывающего от жажды. Я смотрел на его чёрную спину, пересечённую несколькими глубокими разрезами, которые, казалось, затягивались на глазах, и автоматически следовал за ней.

Мы остановились на крутом склоне, под которым, как мне показалось, была дорога. Командир подошёл ко мне. Это был единственный момент, когда я сумел разглядеть его лицо. Оно было таким же чёрным, как и его спина, пересечённое порезами, уже больше напоминавшими шрамы. Это было тоже лицо, но оно изменилось, стало каким-то угловатым, более вытянутым, рот его, казалось, растянулся, и, когда она открыл его, чтобы сказать что-то, я едва не отшатнулся назад: губы открыли длинные, словно у собаки, клыки.

Успокойся, — прохрипел он, — я не для того вытаскивал тебя, чтобы убить. Отдай мне оружие.

Зачем? — Почему-то спросил я, хотя, совершенно не желал знать ответа.

Он и не ответил, он просто стоял и ждал. Снимая с плеча АКМ, и вытаскивая из-за спины АС, про который совершенно забыл, я, вдруг, понял причину его хрипоты, понял, заметив длинную, светло-розовую полосу, пересекавшую его шею. Ему же перерезали горло. Это объяснение казалось мне тогда вполне логичным, не вызвавшим даже малейшего удивления, принесшее, даже, некоторое успокоение.

Я отдал ему оружие, он, со свойственной ему лёгкостью, закинул его за спину и сказал:

Иди налево, совсем рядом блокпост, расскажешь им то, что я говорил, скажешь, что случайно вышел на них, шёл один.

Потом он улыбнулся и протянул мне руку. Я пожал его шершавую ладонь, мельком взглянув на пальцы, оканчивающиеся серыми когтями. В памяти сразу всплыл труп, за который я запнулся на тропе, по телу пробежала дрожь. Подняв глаза, я тоже улыбнулся.

Спасибо. — Прошептал я.

Не за что, прощай. — Он подбросил рукой АКМ и, развернувшись, пошёл прочь.

Следователь закурил очередную сигарету. Казалось, его движения и, может, взгляд, выражали что-то вроде разочарования. Он смял в руке пустую пачку и бросил её на стол, пачка с тихим шорохом прокатилась по растрескавшемуся дереву и остановилась посреди стола. Я молчал, глядя на кусок смятого картона, лежащий передо мной, словно вся моя жизнь, так же смятая и выброшенная.

И вы больше не видели его? — Спросил он.

Нет. — Я поднял глаза. — Не видел и не слышал.

И он не сказал, куда направился?

Я отрицательно помотал головой, удовлетворённо глядя на его поражение. Он молчал, курил и молчал, видимо, думая, что делать дальше.

Да, вы не сообщили нам ничего ценного. -Сказал он, наконец, после минут пяти молчания. — К сожалению.

Я тоже сожалею, — ответил я, испытывая странный восторг, — сказал всё, что знал.

Да уж конечно, после стольких-то дней. Думаю, вам тоже не хочется продолжать это, поверьте, мне нет.

Он встал и отошёл к двери так, что темнота почти полностью скрыла его черты. Он стоял ко мне спиной, словно вспоминал что-то, потом обернулся и сказал:

Прощайте.

Я в ответ лишь покачал головой, но, уступая любопытству, всё же спросил, когда он уже собирался уходить:

Что вы со мной сделаете, убьёте?

Он опять обернулся:

Нет, зачем же, — ответил он, — вы останетесь здесь, вы не совсем здоровы, вам нужно лечение, здесь вам помогут. Всего доброго.

Он развернулся и вышел через дверь, открывшуюся с отвратительным скрипом.