Семья — все. Полная открытость

Он должен был вскоре выбиться из сил, но вместо этого обрел второе дыхание. Рубашка вдруг начала свободно болтаться на теле, брюки едва не упали с бедер. Затем стали велики ботинки.

Дока посетило нехорошее подозрение. Он провел рукой по голове и вместо привычного ежика ощутил длинные локоны. Те самые, которые он сбрил сразу после того, как отец схватил его за волосы и лишил глаза.

«Я брежу, я болен. Мне что-то подмешали. — думал Док, пока его тело уменьшалось, вновь становилось четырнадцатилетним.

Темнота чулана стала менее непроницаемой. Забрезжили лиловые и сиреневые тона. Куча висевшей одежды превратилась в деревянный шкаф, а груда хлама на полу стала кроватью с пурпурным покрывалом. Затем стало совсем светло.

— Алеша! Открой! — он подбежал к двери своей детской спальни и забарабанил в нее. — Я порву протокол, только выпусти меня. Ты останешься с родителями, слышишь?

Мальчик не откликнулся.

«Какой я дурак. Надо было валить отсюда. Господи, дай отмотать время назад. Только один раз в жизни! Всего на десять минут! Нучтотебестоит!»

Его вдруг осенило: не ребенка ударили, а ребенок ударил Завелейского, наградив его «лихорадочным» румянцем. Ну почему он не разобрался тогда?

Вдруг снаружи кто-то ответил мощным ударом. Дверь треснула.

Почему-то Док сразу понял, кто стоит по ту сторону.

От второго удара дверь распахнулась, брызнув щепками.

Отец выглядел почти так же, как в ту ночь, когда Док его убил. Мятый костюм, бледное лицо, темная полоса густой крови поперек горла. Только волосы у него были не русые, а почему-то шелковисто-черные, как у Алеши.

— В прошлый раз, — сказал отец тоненьким детским голоском. — лезвие вошло недостаточно глубоко.

Док увидел, что трофейный охотничий нож теперь зажат в красно-коричневой отцовской руке и понял, что шарить за пазухой будет бесполезно. Упав на колени, он зажмурился. Он не мог перенести это еще раз. О, зачем только его понесло в чертов замок?

Первый удар был самым страшным и болезненным. Док заорал, пытаясь заслониться руками. Занесенный вновь нож скользнул по кисти, оцарапав кость.

Дальше стало легче. Боль притупилась. Док чувствовал, что с каждым толчком сердца из него вытекает жизнь, но это казалось облегчением. В этом была какая-то финальная мудрость, которую невозможно передать другому.

Отец-Алеша наклонился над распростертым окровавленным телом и резко ткнул ножом.

Сразу наступила абсолютная чернота, и спецпсихолог догадался, что его ослепили.

Через несколько секунд от всех чувств Дока остался один слух. Умирая, он слышал как Алеша удаляется по коридору.

Затем распахнулась дверь, и раздался сдвоенный женско-мужской крик Завелейских. На последнем вздохе Дока посетило финальное откровение: «Так вот почему они просили его забрать»….