Изгоняющая дьявола

Всё очень просто.

— В ту, которая находится в «ином» космическом пространстве?

— Да.

— Дак ты так и не объяснил! Как отличить настоящий космос от ненастоящего?

— Просто, в настоящем вода запоминает все формы, которые производит, так, чтоб не повторялось двух или нескольких одинаковых форм.

— А как так получилось, что они повторились?

— Ты спрашиваешь, как получилось, что один пацан превратился в двойника другого?

— Да, это.

— А никто ни в кого не превратился. Просто один забежал за угол здания, а, когда наш бугайчик забежал за ним следом, то там стоял тот мальчишка, который живет в этой яви, скопированной с нашей — настоящей.

— Блин, ты чё, специально пытаешься нас запутать?

— В смысле?

— Ну, помнишь, ты говорил, что трус вырубил бугайчика при помощи шального удара. Так или нет?

— Может, этот трус перекачал себе в голову всю его память, и поэтому бугайчик забыл о том, что он геройчик. Мол, дескать, геройчик теперь «трус».

— Во! — воскликнул тот, чей сосед является владельцем полиграфа, — наконец-то. А то я думал, что ты робот.

— А что такое? — спросил этот школьник.

— Ну, ты всё время одну только правду отвечаешь, и правду. А тут детектор лжи дал запоздалый ответ. Пусть запоздало, но он подтвердил, что ты врешь, голубчик!

— В смысле, вру… Ну, то есть, про что вру?

— Про то, что один пацан забежал за угол дома (того дома, в котором они все закидали кирпичами труп мальчишки), а потом был другой. Типа двойник, потому что он живет в той яви, которая скопирована с настоящей.

— Ну да, вру. Это и без детектора лжи можно самим определить.

— Почему — без?

— Потому что превратился он в двойника не в то время, когда дрался с настоящим бугайчиком, а чуть раньше. Так, как бугайчик именно за этим позвал его драться. Затем, что он превратился.

— А как он превратился-то, хоть?!

— Он попил его крови.

— Что он сделал?

— Он инфицированный. Есть вирус вампиризма. Он попил крови нашего бугайчика, и смог превратиться в его двойника.

— А почему этот бугайчик издох на уроке?

— Потому что копированная явь запуталась, кто из них копия, а кто настоящий. Ну, то есть, бугайчик убил своего двойника, а копированная явь подумала, что не бывать тому.

— Чему не бывать?

— Чтоб копия перетащила оригинала в копированную явь, там уконтрапупила бы его и думала бы, что она победительница.

— А почему не бывать?

— Потому что ненастоящая явь, может быть слишком высокого о себе мнения. Она считает себя более настоящей, чем та, в которой мы все живем.

— И это — тоже.

— Что? — спросил школьник, повествующий о том, как на самом деле устроена вся наша вселенная.

— Полиграф подтверждает, что и это тоже ложь.

— Просто он не знает, откуда взялись все эти копированные яви. Если объяснить, то узнает.

— Ну, объясни.

— Раньше землянам снились так называемые коллективные сны.

— Ну, да, я помню… Можешь не объяснять…

— Просто, — продолжал школьник, — если сновидения такие коллективные, то мир, как будто бы общий. Но, на самом деле, всё это не так.

— Что не так?

— То, что мир не общий.

— А какой же?

— Каждый отдельно взятый человек — это целый космос. То есть, отдельно взятый космос. Но… есть такие земляне, которым сны не снятся, но они попадают в сновидения. Типа, в общие сны. Вот так и получается, что космическое пространство одно, а «паразитов» — их много. Тех, кто находится не в своем сновидении.

— А, ну это и так понятно. А почему чудеса такие случаются?

— Когда сны перестали казаться коллективными, — продолжал объяснять школьник, — а каждый отдельно взятый землянин мог видеть свой личный сон, то все «иные космосы» перенеслись в явь. То есть, сейчас такое случается, что мы оказываемся в какой-то альтернативной реальности. Ну, и, соответственно, в ней (в этой реальности) случаются чудеса. То есть, всё то, чего никогда не бывает в том настоящем космическом пространстве, в котором мы все живем. Дело не в том, что мы так привыкли (мол, чудеса только во сне, а наяву — ни-ни), а в том, что это альтернативное пространство считает себя более живым, чем настоящее.

— А как понять, что оно более живое?

— Ну, дескать, оно дольше, чем настоящее проживет, — отшутился данный школьник.

— А, ну понятно. Теперь полиграф будет только поддакивать все время твоим правдивым ответам, — имел он в виду, что уже неинтересно стало всё это обсуждать. Мол, школьники слушают учительницу только тогда, когда она по ошибке говорит неправильно… То есть, у них у всех именно в этот момент появляется идеальная способность к запоминанию всего того, что она им талдычит.