Изнутри закусочная выглядела более, чем скромно — небольшой прилавок, холодильник и четыре столика с пластиковыми стульями, которые пугливо теснились под столешницами. Однако, хозяевам нельзя было отказать в находчивости — стёкла узких окон, что прямоугольно зияли под самым потолком, были ярко выкрашены. Жёлтые, фиолетовые, красные и зелёные полосы света придавали скудному интерьеру вид причудливый, я бы даже сказал — фантастический. Если здесь и кормят хорошо, то я буду почти доволен. Почти, потому что дорога заняла куда больше времени, чем я рассчитывал.
Добавить в моё избранное
28 мин, 9 сек 5946
Похоже, придётся заночевать в бабулином доме. После всех этих пробок и прочих дорожных передряг я чувствовал жуткую усталость. Не очень-то хотелось ехать обратно сквозь тьму недалёкой уже ночи, выхватывая слезящимися от напряжения глазами сокрушительные пучки слепящего света, щедро рассыпаемые фарами встречных машин. Я прекрасно знал, что значит тереть слипающиеся глаза в бесполезной битве со сном, сидя за рулём мчащейся по трассе машины. Надо обязательно выспаться, но перед этим — хорошенько поесть. На пути к деревне, это была, пожалуй, последняя придорожная кафешка.
Принимая из крепких рук буфетчицы тарелку с ароматной солянкой, я не удержался и выказал восхищение тому провинциальному Гауди, что раскрасил солнечный свет на входе в закусочную. Женщина улыбнулась, и обещала передать мужу мои слова. Солянка была превкусной, картошка с мясом — тоже замечательно утолила голод, а вот компот из смородины оказался приторно сладким. Но я, морщась, сделал ещё глоток — хотелось добраться до ягод, что плавали на дне гранёного стакана.
В этот момент тренькнули колокольчики над дверью. Вошёл невысокий, сухощавый мужичок в спортивных штанах, затёртом пиджаке поверх грязной футболки, обутый в пыльные кроссовки. Голову прикрывала бейсболка с нечитаемой, выцветшей надписью над козырьком. По виду — классический сельский выпивоха-тунеядец неопределённого возраста от сорока до семидесяти пяти, как их изображают в сериалах и старых фильмах. Застыв в цветных лучах, селянин опасливо осмотрелся, почёсывая щетину на впалых щеках, после чего направился прямиком в мою сторону.
‒ На водку не дам, ‒ твёрдо сказал я навстречу неряшливому незнакомцу. Предпочитаю сразу лишать иллюзий нахальных попрошаек. Но этот, будто не слыша меня, выдвинул стул и сел напротив.
‒ Н-е-ет, я теперь не пью. От этого только хуже становится, ‒ мужчина говорил негромко, будто опасаясь, что его могут подслушать. Он пристально всматривался в моё лицо, будто силясь узнать во мне старого знакомца.
‒ Ты ведь в Петровские Бочаги едешь?
‒ Да, а вы откуда знаете? ‒ поспешил удивиться я, хотя, ничего удивительного в такой осведомлённости незнакомца не было. И он поспешил это подтвердить:
‒ Так я гляжу — машина стоит мордой в ту сторону. Дорога-то одна, в реку упирается, и, кроме Бочагов, деревень до самой реки нет. А ты к кому едешь?
‒ К себе.
Мужик ещё минуту рассматривал меня. Потом разочарованно покачал головой, но, вдруг, просияв лицом, хлопнул себя ладонью по коленке.
‒ Точно! Ты внук Анны Семёновны, царствие ей небесное. Сейчас, сейчас — Мишка, Васька…
‒ Олег, ‒ решил прервать я потуги собеседника угадать моё имя. К чести его, меня он всё-таки вспомнил, хотя я это понял не сразу. Ведь бабушка всегда была для меня бабой Нюрой, а никак не Анной Семёновной. Но, по поводу мужика память ничего прояснить не хотела. Тот, словно почувствовал мои затруднения.
‒ А я Игорь Иванович. Я новую печь твоей бабушке ложил. Ты тогда бегал в одних трусах с соседскими мальчишками. Хотя, ты меня не помнишь, наверное — пацанёнком ещё приезжал последний раз. А домик-то стоит. Обветшал, бурьяном зарос, но стоит. Только зря ты туда едешь. Все сейчас из деревни бегут. Вот и я тоже.
‒ Почему?
Мужик скорбно потемнел лицом, и, склонившись над столом, тихо пробормотал:
‒ Я тебе расскажу. Только… у меня со вчерашнего дня во рту ни крошки не было. Ты, извини, но…
Я остановил его уверенным жестом. И заказал то же, что сам ел только что. Неудобно было отказать в угощении соседу, пусть и встреченному впервые за много лет. Всё-таки, он знал бабушку и даже меня узнал каким-то необъяснимым образом — ведь время изменило внешность мальчишки, что таскал комья глины из кучи возле недостроенной печи.
Игорь Иванович набросился на еду, продолжая иногда опасливо озираться, застревая взглядом в тёмных углах закусочной. Иногда он вздрагивал, будто ужаленный шершнем и медленно сглатывал непрожёванный кусок. Наконец, глотнув компота, Игорь Иванович негромко начал свой рассказ:
‒ Ты, наверное, не знаешь, но Петровские Бочаги давно уже стоят полупустыми. Остались только несколько пенсионеров, да бездельники из числа моих сверстников, которым много не надо. Грибы из леса, картошка с огорода, да самогон из-за печи — что ещё? А пенсионерам иногда можно за деньги траву покосить или забор покрасить. Переправу закрыли ещё до твоего рождения, так что молодым без заработка делать в Бочагах было нечего. До ближайшего посёлка километров двадцать ехать, да ещё пять — просёлком.
А место, на самом деле, шикарное — излучина реки, рядом сосновый бор. Рыбалка, грибы, ягоды, воздух… Красота! Но это только сейчас некоторые стали понимать. Мужики говорили, что им заезжие богатеи предлагали неплохие деньги за дома с участками, но те уже ничего менять в своей жизни не хотят — иначе давно бы уже съехали.
Принимая из крепких рук буфетчицы тарелку с ароматной солянкой, я не удержался и выказал восхищение тому провинциальному Гауди, что раскрасил солнечный свет на входе в закусочную. Женщина улыбнулась, и обещала передать мужу мои слова. Солянка была превкусной, картошка с мясом — тоже замечательно утолила голод, а вот компот из смородины оказался приторно сладким. Но я, морщась, сделал ещё глоток — хотелось добраться до ягод, что плавали на дне гранёного стакана.
В этот момент тренькнули колокольчики над дверью. Вошёл невысокий, сухощавый мужичок в спортивных штанах, затёртом пиджаке поверх грязной футболки, обутый в пыльные кроссовки. Голову прикрывала бейсболка с нечитаемой, выцветшей надписью над козырьком. По виду — классический сельский выпивоха-тунеядец неопределённого возраста от сорока до семидесяти пяти, как их изображают в сериалах и старых фильмах. Застыв в цветных лучах, селянин опасливо осмотрелся, почёсывая щетину на впалых щеках, после чего направился прямиком в мою сторону.
‒ На водку не дам, ‒ твёрдо сказал я навстречу неряшливому незнакомцу. Предпочитаю сразу лишать иллюзий нахальных попрошаек. Но этот, будто не слыша меня, выдвинул стул и сел напротив.
‒ Н-е-ет, я теперь не пью. От этого только хуже становится, ‒ мужчина говорил негромко, будто опасаясь, что его могут подслушать. Он пристально всматривался в моё лицо, будто силясь узнать во мне старого знакомца.
‒ Ты ведь в Петровские Бочаги едешь?
‒ Да, а вы откуда знаете? ‒ поспешил удивиться я, хотя, ничего удивительного в такой осведомлённости незнакомца не было. И он поспешил это подтвердить:
‒ Так я гляжу — машина стоит мордой в ту сторону. Дорога-то одна, в реку упирается, и, кроме Бочагов, деревень до самой реки нет. А ты к кому едешь?
‒ К себе.
Мужик ещё минуту рассматривал меня. Потом разочарованно покачал головой, но, вдруг, просияв лицом, хлопнул себя ладонью по коленке.
‒ Точно! Ты внук Анны Семёновны, царствие ей небесное. Сейчас, сейчас — Мишка, Васька…
‒ Олег, ‒ решил прервать я потуги собеседника угадать моё имя. К чести его, меня он всё-таки вспомнил, хотя я это понял не сразу. Ведь бабушка всегда была для меня бабой Нюрой, а никак не Анной Семёновной. Но, по поводу мужика память ничего прояснить не хотела. Тот, словно почувствовал мои затруднения.
‒ А я Игорь Иванович. Я новую печь твоей бабушке ложил. Ты тогда бегал в одних трусах с соседскими мальчишками. Хотя, ты меня не помнишь, наверное — пацанёнком ещё приезжал последний раз. А домик-то стоит. Обветшал, бурьяном зарос, но стоит. Только зря ты туда едешь. Все сейчас из деревни бегут. Вот и я тоже.
‒ Почему?
Мужик скорбно потемнел лицом, и, склонившись над столом, тихо пробормотал:
‒ Я тебе расскажу. Только… у меня со вчерашнего дня во рту ни крошки не было. Ты, извини, но…
Я остановил его уверенным жестом. И заказал то же, что сам ел только что. Неудобно было отказать в угощении соседу, пусть и встреченному впервые за много лет. Всё-таки, он знал бабушку и даже меня узнал каким-то необъяснимым образом — ведь время изменило внешность мальчишки, что таскал комья глины из кучи возле недостроенной печи.
Игорь Иванович набросился на еду, продолжая иногда опасливо озираться, застревая взглядом в тёмных углах закусочной. Иногда он вздрагивал, будто ужаленный шершнем и медленно сглатывал непрожёванный кусок. Наконец, глотнув компота, Игорь Иванович негромко начал свой рассказ:
‒ Ты, наверное, не знаешь, но Петровские Бочаги давно уже стоят полупустыми. Остались только несколько пенсионеров, да бездельники из числа моих сверстников, которым много не надо. Грибы из леса, картошка с огорода, да самогон из-за печи — что ещё? А пенсионерам иногда можно за деньги траву покосить или забор покрасить. Переправу закрыли ещё до твоего рождения, так что молодым без заработка делать в Бочагах было нечего. До ближайшего посёлка километров двадцать ехать, да ещё пять — просёлком.
А место, на самом деле, шикарное — излучина реки, рядом сосновый бор. Рыбалка, грибы, ягоды, воздух… Красота! Но это только сейчас некоторые стали понимать. Мужики говорили, что им заезжие богатеи предлагали неплохие деньги за дома с участками, но те уже ничего менять в своей жизни не хотят — иначе давно бы уже съехали.
Страница
1 из 9
1 из 9
