Добавить в моё избранное
28 мин, 9 сек 5950
В тот же миг волна неизбывного ужаса захлестнула моё сознание и каждую клеточку моего тела. Казалось, вместе со мной вопили стены, доски, стёкла и сама ночная мгла. Это длилось недолго, но мне эти мгновения, до того, как мой разум поглотило душное беспамятство, показались вечностью.
Проснулся я так же, как лёг с вечера — в кровати, полностью одетый. Тяжело поднявшись, я пытался понять, что случилось ночью — безумный сон или чудовищная реальность? Всё было, как в рассказе Игоря Ивановича. Так, что это — кошмар, навеянный его болтовнёй или жуткая правда? Даже если мне повезло, и всё это безумие было лишь плодом усталого подсознания, вспененного загадочными байками, впредь надо будет прислушиваться к предсказаниям всяких психов. Так, на всякий случай — осторожность лишней не будет. А сейчас надо поскорей уезжать из деревни, как и советовал Игорь Иванович.
Я поднялся с кровати, но едва не рухнул обратно. Бревенчатые стены, доски пола, настил потолка — весь дом раскачивался, ходил ходуном. Первой моей мыслью было то, что после выматывающего дневного путешествия и ночных страхов, у меня просто сильно кружится голова. Однако, старая древесина своим оглушительным скрипом отвергала эту успокаивающую мысль. Брёвна и доски, словно живые существа, свалившиеся в преисподнюю, стонали, визжали, скулили, до крови расцарапывая мои барабанные перепонки. Печь кашляла сажей и выпадающими кирпичами, обои шелестели крыльями отслоившихся листов, стёкла в окнах тоненько дребезжали.
Я бросился к выходу, но доски выгнулись пружинами, и получив крепкий удар по пяткам, я упал возле кровати. Дом словно ожил, задышал. Мне некогда было разбираться в причинах этой опасной дрожи — балки треснули и дом был готов превратиться в бесформенную груду древесного мусора. Подобрав вывалившийся из печной кладки кирпич, я с размаху ударил в перекрестье оконной рамы. Старое дерево хрустнуло и подалось, а стекло звонко рассыпалось осколками. Я продолжал лупить кирпичом, ломая раму и разбивая крупные, острые куски стекла. Наконец, я смог протиснуться в проём окна. Краем глаза я успел заметить, как из щели в досках к моей ноге потянулась костлявая рука. Впрочем, это мне могло и померещиться со страха.
Я свалился в крапиву, которая тут же облепила меня своими жгучими листьями. Трава, словно живая, цеплялась за волосы, впивалась в кожу, обжигая нестерпимой болью. Широкие листья пытались залепить рот и нос, будто желая задушить меня. Я отдирал листья, вырывал сорную траву с корнем, пробираясь в сторону калитки. Наконец, я смог убежать, открыть машину и запрыгнуть в салон. Я был рад, что не успел снять одежду перед сном, и что ключ от машины не выпал, после всех моих прыжков, из кармана.
Однако, радость моя была преждевременной — машина не заводилась. Ключ поворачивался, лампочки загорались, но стартер, сипло чихая, крутился вхолостую. Бросив взгляд на мерцающий дисплей автомобильного компьютера, я заметил, как цифры расплылись, образовав уродливую маску, которая угрожающе скалилась огромными клыками. Но не эта рисованная личина напугала меня — страх будто поступал в кровь из воздуха. Выскочив из салона, я понял, что машина не сможет двинуться с места, даже если её завести — колёса вросли в землю, оплетённые плетьми прочных древесных корней.
Я не собирался высвобождать колёса из плена. Машину было жалко, но необъяснимый страх гнал меня прочь из деревни. В этом ощущении ужаса не было ни капли рационального, но бороться с ним не нашлось бы сил. Я бросился бежать по дороге из раскатанного песка, которая шла в гору. Кругом стояли странные, вычурные дома — двухэтажные, с балконами, башнями и эркерами. Выцветшие, рассохшиеся брёвна стен говорили о старости построек, но я совершенно не помнил, чтоб такие дома были в бабушкиной деревне. Память уверяла, что всё было намного проще и приземлённей.
Бежать было тяжело — ноги увязали в песке, а из травы, что росла по обочине, выползали отвратительные жуки, которые, щёлкая жвалами, устремлялись ко мне. Я бежал, пытаясь уворачиваться от насекомых и давить наиболее резвых. Только бег превращался в неспешное ковыляние, омрачённое боязнью быть укушенным ползущей нечистью. Наконец, я смог забраться на пригорок. Посмотрев в сторону реки, я обомлел.
Речная вода вспучилась и хлестала берега высоченными волнами. На дальней стороне старый причал разметало в щепки вместе с лодками. Гул стоял такой, словно я оказался посреди тоннеля метро, а возле меня мчался поезд. Но гораздо больше стихии меня напугало другое — за домами и огородами, на узкую полоску песчаного пляжа из волн выползали огромные чудовища. Змееподобные и бесформенные, как медузы или осьминоги, оснащённые щупальцами, зубами и жалами, с которых капал яд, эти твари живым ковром накрыли землю, подминая прибрежные кусты.
Не в силах сдержать крик, я бросился дальше, не желая смотреть на порождения чёрной пучины и, тем более, ждать, когда они подберутся ближе.
Проснулся я так же, как лёг с вечера — в кровати, полностью одетый. Тяжело поднявшись, я пытался понять, что случилось ночью — безумный сон или чудовищная реальность? Всё было, как в рассказе Игоря Ивановича. Так, что это — кошмар, навеянный его болтовнёй или жуткая правда? Даже если мне повезло, и всё это безумие было лишь плодом усталого подсознания, вспененного загадочными байками, впредь надо будет прислушиваться к предсказаниям всяких психов. Так, на всякий случай — осторожность лишней не будет. А сейчас надо поскорей уезжать из деревни, как и советовал Игорь Иванович.
Я поднялся с кровати, но едва не рухнул обратно. Бревенчатые стены, доски пола, настил потолка — весь дом раскачивался, ходил ходуном. Первой моей мыслью было то, что после выматывающего дневного путешествия и ночных страхов, у меня просто сильно кружится голова. Однако, старая древесина своим оглушительным скрипом отвергала эту успокаивающую мысль. Брёвна и доски, словно живые существа, свалившиеся в преисподнюю, стонали, визжали, скулили, до крови расцарапывая мои барабанные перепонки. Печь кашляла сажей и выпадающими кирпичами, обои шелестели крыльями отслоившихся листов, стёкла в окнах тоненько дребезжали.
Я бросился к выходу, но доски выгнулись пружинами, и получив крепкий удар по пяткам, я упал возле кровати. Дом словно ожил, задышал. Мне некогда было разбираться в причинах этой опасной дрожи — балки треснули и дом был готов превратиться в бесформенную груду древесного мусора. Подобрав вывалившийся из печной кладки кирпич, я с размаху ударил в перекрестье оконной рамы. Старое дерево хрустнуло и подалось, а стекло звонко рассыпалось осколками. Я продолжал лупить кирпичом, ломая раму и разбивая крупные, острые куски стекла. Наконец, я смог протиснуться в проём окна. Краем глаза я успел заметить, как из щели в досках к моей ноге потянулась костлявая рука. Впрочем, это мне могло и померещиться со страха.
Я свалился в крапиву, которая тут же облепила меня своими жгучими листьями. Трава, словно живая, цеплялась за волосы, впивалась в кожу, обжигая нестерпимой болью. Широкие листья пытались залепить рот и нос, будто желая задушить меня. Я отдирал листья, вырывал сорную траву с корнем, пробираясь в сторону калитки. Наконец, я смог убежать, открыть машину и запрыгнуть в салон. Я был рад, что не успел снять одежду перед сном, и что ключ от машины не выпал, после всех моих прыжков, из кармана.
Однако, радость моя была преждевременной — машина не заводилась. Ключ поворачивался, лампочки загорались, но стартер, сипло чихая, крутился вхолостую. Бросив взгляд на мерцающий дисплей автомобильного компьютера, я заметил, как цифры расплылись, образовав уродливую маску, которая угрожающе скалилась огромными клыками. Но не эта рисованная личина напугала меня — страх будто поступал в кровь из воздуха. Выскочив из салона, я понял, что машина не сможет двинуться с места, даже если её завести — колёса вросли в землю, оплетённые плетьми прочных древесных корней.
Я не собирался высвобождать колёса из плена. Машину было жалко, но необъяснимый страх гнал меня прочь из деревни. В этом ощущении ужаса не было ни капли рационального, но бороться с ним не нашлось бы сил. Я бросился бежать по дороге из раскатанного песка, которая шла в гору. Кругом стояли странные, вычурные дома — двухэтажные, с балконами, башнями и эркерами. Выцветшие, рассохшиеся брёвна стен говорили о старости построек, но я совершенно не помнил, чтоб такие дома были в бабушкиной деревне. Память уверяла, что всё было намного проще и приземлённей.
Бежать было тяжело — ноги увязали в песке, а из травы, что росла по обочине, выползали отвратительные жуки, которые, щёлкая жвалами, устремлялись ко мне. Я бежал, пытаясь уворачиваться от насекомых и давить наиболее резвых. Только бег превращался в неспешное ковыляние, омрачённое боязнью быть укушенным ползущей нечистью. Наконец, я смог забраться на пригорок. Посмотрев в сторону реки, я обомлел.
Речная вода вспучилась и хлестала берега высоченными волнами. На дальней стороне старый причал разметало в щепки вместе с лодками. Гул стоял такой, словно я оказался посреди тоннеля метро, а возле меня мчался поезд. Но гораздо больше стихии меня напугало другое — за домами и огородами, на узкую полоску песчаного пляжа из волн выползали огромные чудовища. Змееподобные и бесформенные, как медузы или осьминоги, оснащённые щупальцами, зубами и жалами, с которых капал яд, эти твари живым ковром накрыли землю, подминая прибрежные кусты.
Не в силах сдержать крик, я бросился дальше, не желая смотреть на порождения чёрной пучины и, тем более, ждать, когда они подберутся ближе.
Страница
4 из 9
4 из 9
