Дождь ходит массаракш плохо туман

Один за другим прозвучали три выстрела, и всё замолчало. Беззвучно клубился туман. Одинокая капля ударила в крышу.

И грянул мощный хор. Он звучал отовсюду, стонал и грозился, давя тишину, накатывая волной и поглощая тихие хлопки новых выстрелов. Чьи-то крики тонули в этом хоре, увязали, едва долетев, голоса перепуганных птиц. Лес выл, и этот вой не мог принадлежать простым шакалам.

Пронзительные стоны длились ещё долго, и треск ружей продолжал им отвечать. Вцепившись в подушки, столы и диваны, обитатели коттеджей и корпусов ждали, и каждый был одинок, и каждый стал заложником молчащих телефонов. Часы равнодушно отсчитывали время. И только к ночи снова наступила тишина — на этот раз окончательно.

На территории пансионата грохотали подкованные сапоги, бесновались лучи фонарей, гремели голоса. Директор, как шустрый мяч-попрыгун, умудрялся быть везде и сразу, крутясь под ногами у охотников и крайне раздражая.

Охотников прибыло множество. Шумные, широкоплечие, пахнущие порохом и лесом, они свалили на столы свою добычу. Десятки мёртвых шакалов свешивали вялые хвосты, смотрели остекленевшими глазами. Начальство радовалось — вой устранён, и жизнь налаживается. Охотникам были поставлены бутыли местного вина и обильная закуска из начальственных запасов.

Туман слегка рассеялся, и море успокоилось. На следующий день Гена с Лизой сходили на вокзал за билетами, немало удивившись их стоимости.

— Вроде дешевле должны быть, — высказался Гена, с содроганием вспомнив очередную войну с интернетом.

— Динамическое ценообразование, — сочувственно вздохнула кассирша.

Домой возвращаться не хотелось. Однако там ждали учёба, работа, пара голодных котов и скучающие родственники. Вполне достаточно причин затягивать отъезд. К тому же резко потеплело, море манило спокойными водами, а соседка — обещаниями совместных прогулок. Впрочем, об отказе от последних молодёжь отнюдь не жалела.

Перед отъездом решили искупаться. Отбушевавшее море всё ещё было прохладным, но кристальная прозрачность воды завораживала.

Гена первым сунулся в воду, мгновенно покрывшись пупырышками. Он сплавал за волнорез и вернулся, сообщив, что вода ледяная, крабов почему-то не видно, а на дальнем краю волнореза, придавленный камнем, болтается чей-то носок. После чего, подхватив полотенце, стал энергично растираться, хихикая над тем, как Лиза пробует пальчиком воду.

Море и впрямь оказалось холодным. Носок действительно болтался, и сквозь чистую воду виднелся ещё чей-то шлёпанец. Он лежал на дне, слегка колыхаемый волнами, и постепенно заносился песком.

Вылезать из воды не хотелось. Лиза лежала на мелководье и смотрела, как Гена, отвернувшись и прыгая на одной ноге, натягивает брюки. Что-то скользкое коснулось Лизиной пятки. Она дёрнулась, и тут сверху упало тяжёлое, влажное, резко пахнущее тиной, навалилось, обвило и потянуло за собой. И, прежде чем девушка успела вскрикнуть, вода над её головой сомкнулась.

Гена обернулся на шум и увидел что-то широкое, тёмное, пластом уходящее в волны. Лизы не было видно.

Он долго звал её, бегал на волнорез, нырял и даже плавал за буйки. Вызванные спасатели обследовали дно, но нашли только резиновый шлёпанец сорок второго размера.

— Вашей девушки здесь нет, — сказал ему старший спасатель, — вы уверены, что она не выходила из воды?

Гена вспомнил тёмный пласт, но промолчал. Тем более, что след от пласта давно размыли волны.

Эпилог 1

Неделей спустя в пяти километрах от посёлка на берег вынесло тело мужчины. Одна его нога была обута в резиновый шлёпанец с числом «42» на полустоптанной подошве.

Эпилог 2

Грозные громады гор отливали багрянцем. Октябрь близился к концу.

Из самодельного шалаша где-то в глубине леса выбрался тощий, дочерна загорелый таджик. Он постоял на четвереньках, рассеянно покусывая вшей, и на лице его проступила озабоченность. Неуверенно поднявшись на ногах, он покачался под осенним ветром и исторг леденящий кровь вой. Потом вновь занял привычное положение в пространстве и затрусил куда-то сквозь чащу, потряхивая задней частью.

После облавы жизнь его стала куда спокойнее. Исчезли досаждавшие шакалы, а у подножия горы, аккурат возле глубокой горной реки, появилась громадная туша нелепого зверя, которую ни с кем не приходилось делить. Зверь то ли издох сам, то ли был подстрелен охотниками. Во всяком случае, в его гладком чёрном боку зияли две круглые дырочки. Вокруг них мясо оказалось самым вкусным. А в желудке зверя нашлись восхитительные девчачьи заколки в виде мишек. Ими, как выяснилось, очень удобно ковырять в зубах.