Добавить в моё избранное
29 мин, 49 сек 3270
Ты де? Иван? — встревожено крикнул разбуженный грохотом Ахрым.
Иван посмотрел в сторону рощи — чудовища больше не было видно. У него потемнело в глазах, и крестьянин медленно рухнул прямо в траву.
— Так и павалився у траву! Я яго чуть адкачав. Кагда тольки вады вылив на лицо, тады ён глаза и расплющыв, — закончил свой рассказ Ахрым и внимательно посмотрел на собеседника.
Ничыпар медленно свернул самокрутку и закурил, сохраняя молчание. Затем поправил повязку под рубахой на груди, поморщился от боли и вновь сделал несколько затяжек.
Как не был поражён вчерашним происшествием Ахрым, но то, что произошло сегодня с Ничыпаром, его старым приятелем, занимало его ничуть не меньше. Ничыпара впервые ударил подковываемый жеребец. Едва кузнец стукнул по подкове, как жеребец дико заржал и лягнул Ничыпара. А ведь Ничыпар тем и славился по всей округе, что стоило ему подойти к коню, что-то нашептать тому на ухо и любая лошадь становилась как вкопанная. Для того Ничыпара и приглашали в Пропойск. Но сегодня вышла промашка. «Во табе и ведьмак!», — озадаченно подумал Ахрым, ожидая, пока Ничыпар скажет что-нибудь сам.
— То чэрти клад паказвають. Кладу врэмя прышло — нада с зямли выхадить, — наконец произнёс Ничыпар и вновь пыхнул самокруткой. — Конь мяне стукнув не зра — не было ящэ у мяне такога. Ета не конь быв, а чорт. Тольки мяне чэрти и сами баяцца, а тут такое. Ета знак нейкий, — Ничыпар в последний раз сделал затяжку, бросил остаток самокрутки под лавку и посмотрел в сторону заходящего за лес солнца.
— Балшый клад? Золата? — нетерпеливо спросил Ахрым.
Ничыпар ухмыльнулся, провёл рукой по своим огромным седым усам и, не отрывая взгляда от солнца, пояснил:
— Бальшый. Праклятый еты клад — на им нейкая кров. Такия клады завсегда бальшыя. Ти то яки душэгуб у зямлю закапав, ти то што ящо. Тольки не дарам всё ета. Праклятый. Як пить дать — праклятый! Твой Иван где глину для печки брав?
— За Чортавым акном, на берагу Рэкты. Дык там не ён адин брав — астальныя тожэ брали, — пояснил Ахрым.
— Нада ити ноччу, глядеть копанки — если будуть гарэть ноччу — значыт, грошы цвитуть, с пад зямли на свет просяцца. Если свет с копанак увидим — на трэтью ноч капать нада. Апаздаем — грошы в зямлю кануть.
— А кагда ити?
— Сёння. Нада сёння, штоб не апаздать, — пояснил Ничыпар.
— Можна лодку узять — копанки с вады видна, — предложил Ахрым.
— Можна и так, — согласился Ничыпар. — Тольки грасти сам будеш — мне после каня и руками шэвялить тяжка. А тут — против тячэння.
— Добра, — кивнул Ахрым. — Кагда паплывем?
— Сонца сяде, стямнее — тады и паплывем. Копанки тольки у повнач гарэть начнуть. Раньше ехать не трэба — всё равно ничога не увидим, — Ничыпар вновь поморщился, потёр ушибленную грудь, поднялся с лавки и пошёл к крыльцу.
Ахрым, не зная, что ему делать, остался сидеть. Возле самого крыльца Ничыпар обернулся и позвал своего товарища:
— Пашли в хату — стямнеет, тады и паплывем. Я тябе шукать не буду — сразу ат мяне и пайдём.
— Дык мая лодка там, каля маста…
— Паплывем на маёй. Ну, долга сядеть будеш — пашли у хату, а то камары съядуть.
— Иду, — кивнул Ахрым и пошёл вслед за Ничыпарам в дом.
Лодка медленно двигалась вперёд. Из-за темноты даже порой казалось, что она стоит на месте или и вовсе её несёт назад по течению к деревне. Но Ахрым, степенно и уверенно орудуя вёслами, со временем начал различать во тьме знакомые очертания берегов. На небе ярко сияли звёзды. Где-то позади доносился глухой собачий лай. Наконец он затих. Теперь тишину нарушали лишь всплески вёсел, журчание воды да шуршание разбуженной свежим ночным ветерком листвы. Говорить не хотелось. Не то, чтобы Ахрым боялся нечисти, но всё же ему было как-то не по себе. Да и таинственный, словно загустевший от темноты воздух так усиливал любой шорох, что было боязно произнести даже одно слово — казалось, что оно тут же отчётливо разнесётся по окрестностям.
Стало светлее — из-за косматых серых туч медленно выплыл бледно-жёлтый месяц. Речная гладь сразу же приобрела совершенно иной вид и перед гребцами протянулась тонкая, колеблющаяся дорожка отражённого лунного света. Но теперь прибрежные кусты приобрели какие-то неясные, пугающие очертания. Ахрыму то и дело чудилось, что то тут, то там он видит какие-то притаившиеся на берегу фигуры. То ли тени людей, то ли других неведомых существ, смутно угадывающихся во тьме, словно перебегали от одного куста к другому и наблюдали за плывущими в лодке. Неприятное впечатление ещё больше усиливалось оттого, что, несмотря на безветрие, из кустов раздавались какие-то шорохи и потрескивания.
Ничыпар, взглянув на беспрестанно озирающегося по сторонам Ахрыма, негромко заметил:
— Што, душа у пятках? А как за кладам пайдём? Там што хочаш быть можэт. Тольки ты не бойся — са мной всё буде добра.
Иван посмотрел в сторону рощи — чудовища больше не было видно. У него потемнело в глазах, и крестьянин медленно рухнул прямо в траву.
— Так и павалився у траву! Я яго чуть адкачав. Кагда тольки вады вылив на лицо, тады ён глаза и расплющыв, — закончил свой рассказ Ахрым и внимательно посмотрел на собеседника.
Ничыпар медленно свернул самокрутку и закурил, сохраняя молчание. Затем поправил повязку под рубахой на груди, поморщился от боли и вновь сделал несколько затяжек.
Как не был поражён вчерашним происшествием Ахрым, но то, что произошло сегодня с Ничыпаром, его старым приятелем, занимало его ничуть не меньше. Ничыпара впервые ударил подковываемый жеребец. Едва кузнец стукнул по подкове, как жеребец дико заржал и лягнул Ничыпара. А ведь Ничыпар тем и славился по всей округе, что стоило ему подойти к коню, что-то нашептать тому на ухо и любая лошадь становилась как вкопанная. Для того Ничыпара и приглашали в Пропойск. Но сегодня вышла промашка. «Во табе и ведьмак!», — озадаченно подумал Ахрым, ожидая, пока Ничыпар скажет что-нибудь сам.
— То чэрти клад паказвають. Кладу врэмя прышло — нада с зямли выхадить, — наконец произнёс Ничыпар и вновь пыхнул самокруткой. — Конь мяне стукнув не зра — не было ящэ у мяне такога. Ета не конь быв, а чорт. Тольки мяне чэрти и сами баяцца, а тут такое. Ета знак нейкий, — Ничыпар в последний раз сделал затяжку, бросил остаток самокрутки под лавку и посмотрел в сторону заходящего за лес солнца.
— Балшый клад? Золата? — нетерпеливо спросил Ахрым.
Ничыпар ухмыльнулся, провёл рукой по своим огромным седым усам и, не отрывая взгляда от солнца, пояснил:
— Бальшый. Праклятый еты клад — на им нейкая кров. Такия клады завсегда бальшыя. Ти то яки душэгуб у зямлю закапав, ти то што ящо. Тольки не дарам всё ета. Праклятый. Як пить дать — праклятый! Твой Иван где глину для печки брав?
— За Чортавым акном, на берагу Рэкты. Дык там не ён адин брав — астальныя тожэ брали, — пояснил Ахрым.
— Нада ити ноччу, глядеть копанки — если будуть гарэть ноччу — значыт, грошы цвитуть, с пад зямли на свет просяцца. Если свет с копанак увидим — на трэтью ноч капать нада. Апаздаем — грошы в зямлю кануть.
— А кагда ити?
— Сёння. Нада сёння, штоб не апаздать, — пояснил Ничыпар.
— Можна лодку узять — копанки с вады видна, — предложил Ахрым.
— Можна и так, — согласился Ничыпар. — Тольки грасти сам будеш — мне после каня и руками шэвялить тяжка. А тут — против тячэння.
— Добра, — кивнул Ахрым. — Кагда паплывем?
— Сонца сяде, стямнее — тады и паплывем. Копанки тольки у повнач гарэть начнуть. Раньше ехать не трэба — всё равно ничога не увидим, — Ничыпар вновь поморщился, потёр ушибленную грудь, поднялся с лавки и пошёл к крыльцу.
Ахрым, не зная, что ему делать, остался сидеть. Возле самого крыльца Ничыпар обернулся и позвал своего товарища:
— Пашли в хату — стямнеет, тады и паплывем. Я тябе шукать не буду — сразу ат мяне и пайдём.
— Дык мая лодка там, каля маста…
— Паплывем на маёй. Ну, долга сядеть будеш — пашли у хату, а то камары съядуть.
— Иду, — кивнул Ахрым и пошёл вслед за Ничыпарам в дом.
Лодка медленно двигалась вперёд. Из-за темноты даже порой казалось, что она стоит на месте или и вовсе её несёт назад по течению к деревне. Но Ахрым, степенно и уверенно орудуя вёслами, со временем начал различать во тьме знакомые очертания берегов. На небе ярко сияли звёзды. Где-то позади доносился глухой собачий лай. Наконец он затих. Теперь тишину нарушали лишь всплески вёсел, журчание воды да шуршание разбуженной свежим ночным ветерком листвы. Говорить не хотелось. Не то, чтобы Ахрым боялся нечисти, но всё же ему было как-то не по себе. Да и таинственный, словно загустевший от темноты воздух так усиливал любой шорох, что было боязно произнести даже одно слово — казалось, что оно тут же отчётливо разнесётся по окрестностям.
Стало светлее — из-за косматых серых туч медленно выплыл бледно-жёлтый месяц. Речная гладь сразу же приобрела совершенно иной вид и перед гребцами протянулась тонкая, колеблющаяся дорожка отражённого лунного света. Но теперь прибрежные кусты приобрели какие-то неясные, пугающие очертания. Ахрыму то и дело чудилось, что то тут, то там он видит какие-то притаившиеся на берегу фигуры. То ли тени людей, то ли других неведомых существ, смутно угадывающихся во тьме, словно перебегали от одного куста к другому и наблюдали за плывущими в лодке. Неприятное впечатление ещё больше усиливалось оттого, что, несмотря на безветрие, из кустов раздавались какие-то шорохи и потрескивания.
Ничыпар, взглянув на беспрестанно озирающегося по сторонам Ахрыма, негромко заметил:
— Што, душа у пятках? А как за кладам пайдём? Там што хочаш быть можэт. Тольки ты не бойся — са мной всё буде добра.
Страница
3 из 9
3 из 9
