Кибергиньоль

Вообще, нам не положено тут появляться. Интересно, что шишки из Департамента наплели Зубастику? Он как ошпаренный скакал на брифинге, нес ахинею о чрезвычайной срочности и ответственности. Мы все это и без него поняли, только зря резину тянул.

Ясное же дело — если в Карантин, значит, будет и срочность и ответственность. Куда без этого?

Другое дело, что не наш профиль. О Карантине башка должна болеть у ООНовцев, которые на блокпостах стоят. Им туда лезть положено, а не нам.

Ладно, раз надо — так надо.

Сказали нам, мы подчиняемся.

Летим. Гудят винты, ревет из динамиков над пустыми улицами Мэрилин Мэнсон. Это Билли врубил, любит всякое старье.

Когда минуем ООНовский блокпост, Степлер высовывается из открытого люка вертолета чуть не до пояса и демонстрирует средний палец проплывающим внизу часовым в пулеметных гнездах.

Мы громко аплодируем, Степлер улюлюкает и подвывает. ООНовцы таращатся на нас, задирая стриженые башки в голубых касках. Веселуха!

Орех, который сегодня за старшего, летит во второй вертушке и не понимает причины веселья. Выдает в эфир:

— Заткнулись, обезьяны! Мы над Периметром!

И точно. Веселье наше быстро улетучивается. Чем дальше мы отдаляемся от блокпоста, тем меньше хочется смотреть вниз — на то, что осталось от пригорода.

Там, внизу, очень тихо. Это первое, что можно сказать. Полная тишина, только гул вертолетных винтов. Пустые улочки, дома, пустыри. Тут только автоматическая разведка работает, да ООНовцы. Эти дешевые клоуны сюда раз в три-четыре месяца заявляются, в костюмах защиты, под конвоем. Меняют там что-то в своих датчиках, проверку делают. Уж конечно, лезут они сюда — только сверяясь с диаграммами активности. Задницу свою подставлять никому не охота.

А нам, можно подумать, охота? Вот летим теперь. Две вертушки, набитые молодчиками, наряженными по полному профилю био-опасности, со штурмовыми винтовками наперевес. Глаза горят, шерсть торчком, из ноздрей дым.

— Прям реально война, мать ее, — в тон моим мыслям звучит в наушниках голос Степлера.

Он сидит напротив меня, но ухмылку на его широкой морде я не вижу — мешает черное рыло респиратора. И глаз не видно за черными линзами маски.

Степлер показывает мне рукой какой-то замысловатый жест.

— Не засорять эфир! — хрипло вклинивается Орех.

Я перебираю пальцами прямоугольник автоматной обоймы. Думаю или типа того.

Томми Крокодил, который сидит за пулеметом, у самого люка, следит за землей. Словно почувствовав мой взгляд затылком, оборачивается. Тыкает пальцами, сложенными рогаткой, в смотровые линзы своего шлема, а потом на меня. Мол, я слежу за тобой, приятель.

В ответ я стучу автоматной обоймой по своему шлему. Мол, не трухай, имеется башка на плечах.

И чего они нас в Карантин отправили? Я понимаю еще какого-нибудь фанатика в набитой пластитом жилетке из автобуса выковыривать, или наркопритон накрывать в Диких кварталах.

Сколько не устраивали нам лекций-шмекций, сколько учебных фильмов не крутили — все равно, каждый раз цепляется за позвонки мерзкий холодок.

Посматриваю вниз. Скользят по земле хищно вытянутые тени от наших вертолетов. Плывут внизу пустые кварталы, многоэтажные дома с черными провалами окон. Проржавелые автомобили, так и оставшиеся стоять возле подъездов. Чахлые кустарники, пробивающиеся сквозь асфальт. Двенадцать лет неиллюзорной жопы.

— «Агат», выход на цель, — сообщает с базы координатор. — Минута до точки.

— Вас понял, — отвечает Орех. — Группа, к высадке.

Я перехватываю поудобнее автомат, гляжу на шнуровку ботинок. Порядок, можем начинать рок-н-ролл.

И как занесло его сюда, этого осла несчастного?

Журналист что ли какой-то? Среди них идиотов много. А может «секретчик»? Вот ведь неймется им — лезут, уроды в самую задницу! А нам, значит, их вытаскивать.

Вертушки снижаются над широченным пустырем. С одной стороны у него линия ржавых гаражей, с другой — заросший кустами овраг.

— «Агат», высадка! — лает Орех.

Пригибаясь, чтобы не попасть под винты, один за другим соскакиваем на землю. Подошвы ботинок с хрустом врезаются в камни. Разбегаемся полукругом, держа автоматы наизготовку.

Винты свистят, вздымают клубы бурой пыли.

Рядом опускается вторая вертушка. Высаживается «Бирюза», рассыпается по периметру.

— Внимание! — лает в самое ухо Орех. — Объект приближается!

Он делает нам знаки рукой. Указывает на гребень оврага.

Рыжие кусты, засыпанный мусором склон. Полиэтиленовый пакет крутится, поток воздуха от винтов несет его прочь, как перекати-поле.

На гребне появляются двое. Один в грязной белой куртке с аббревиатурой UN, едва бежит, спотыкается.

А второй — типичнейший тюрбан, в драном камуфляже, черные волосы взъерошены, глаза навыкате.