Она лежала неподвижно. Волосы, золотые с песчаным отливом, разметались по выгоревшей жёлтой траве с частыми проплешинами, густо запачканные липкой кровью. Если бы она даже попыталась встать, всё равно не смогла бы этого сделать — чей-то тяжёлый чемодан покоился на груди, лишая всякой возможности глотнуть воздуха, а торчащий из ноги обломок того, что ещё пять минут назад было поездом, прочно приковывал к земле…
Добавить в моё избранное
29 мин, 23 сек 5791
— Мама, не умирай! Пожалуйста! Пожалуйста! — в отчаянии Миша то шептал, то переходил на крик, сжимая безжизненную руку. — Не оставляй меня одного! Мама!
Ну почему, почему так случилось? Она уберегла его от всего. И от обломка, летящего ему в живот, и от чемодана, который должен был раскрошить Мишин череп на мелкие кусочки. Всё это предназначалось ему. И кусок стекла, упавший на мать и порезавший ей голову — он тоже падал на Мишу. Но мама в последний момент оттолкнула его от смерти своим телом. Она его защитила. А он сидит рядом, живой и почти невредимый и ничем не может ей помочь.
Со всех сторон слышались стоны, крики. Кто-то в мучениях умирал, кто-то, как и Миша, звал своих близких. А кто-то уже не кричал, превратившись в бесформенную кровавую массу.
Скорая! Наконец-то!
Мужчины и женщины в белых халатах принялись выходит из машин. Одна из них, дама чуть полноватая, с глубоко посаженными маленькими глазами, с прядями прямых тёмных волос, падающих на тяжёлые выступающие скулы, приблизилась к Мише.
— Тётя! Тётя! Спасите мою маму! — умолял мальчик.
— Заткнись! — резко оборвала она, оценивающе глядя на раненую.
Подняв с земли её руку, она вдруг резким движением сдёрнула с безымянного пальца золотой перстень с красным камнем. Затем так же небрежно бросила руку обратно.
— Тётя! Маме больно! — вскрикнул Миша.
Но медсестра не обратила на это никакого внимания. Добравшись до головы, резко повернула её в сторону, чтобы выдрать из ушей золотые серёжки.
«Да пусть забирает всё, — думал Миша. — Пусть только поможет маме, пусть не даст ей умереть! Пожалуйста!»
— Тётя! Вернитесь! — просил он уже вслух, видя, как медсестра с чувством исполненного долга удаляется.
— Не ори! — ответила та, обернувшись, с крайним раздражением. — Твоя мамка всё равно подохнет.
Так просто и так безжалостно, словно отвечала назойливому прохожему, как пройти куда-то.
Она ушла дальше, унося последние крохи надежды.
Прошло, наверное, минут пятнадцать (это потом Миша узнал, а тогда ему казалось, что целая вечность), прежде чем другая сестра милосердия, наконец, подошла к его матери и сняла с её груди чемодан. Наклонилась и горестно покачала головой, стараясь не смотреть на мальчика. Он всё понял без слов.
Лифт опять не работал. Плюнув с досады, Марина принялась карабкаться по лестнице. На площадке между третьим и четвёртым этажом ей под ноги подвернулась чёрно-белая кошка.
— Куда прёшь, тварь? — крикнула женщина, пинком отбрасывая животное к мусоропроводу.
А вот, наконец, и четвёртый, нужный.
Достигнув его, Марина вытащила из дамской сумочки ключ и вставила в замок. Дверь, скрипя, открылась.
Витя не обратил на приход жены никакого внимания, всё так же продолжая пялиться в экран телевизора, развалившись на диване и выставив напоказ толстый от пива живот. Четырнадцатилетний Кирилл сидел за компьютером и, как обычно, резался в какую-то стрелялку. А двенадцатилетняя Лиза увлечённо болтала по телефону с подружкой. Когда мать вошла, они оба, не повернув головы, процедили:
— Привет, ма!
И тут же продолжали заниматься своими делами.
Оказавшись на кухне, Марина сварила на скорую руку вермишель с сосисками и позвала домашних ужинать.
— Ну, как дела на работе? — спросил Витя, откусывая солидный кусок. — По телику сказали, поезда стукнулись, жертв много.
— Да, на этот раз повезло, — ответила Марина с довольной улыбкой.
— Денег много набрала? — вмешался Кирилл.
— Их-то как раз не очень. Так — бирюльки с баб поснимала.
На лицах детей появилось выражение неудовольствия. Оно и понятно — ожидали-то они большего. Но Марина, сделав вид, что вовсе этого не заметила, продолжала:
— Зато у одной фифы кольцо было дорогущее, явно старинное. Думаю, за него много дадут.
— С трупака сняла? — уточнила дочь, выражение лица которой несколько потеплело.
Кольцо. Нет, его хозяйка была ещё жива, хоть и в тяжёлом состоянии. В таком она вряд ли могла что-то видеть. Тем более, её кажется, не спасли, к великому огорчению идиотки Машки. Единственное, возле неё сидел пацан лет эдак десяти, всё помочь просил. Но он молокосос, всё равно ничего не докажет.
— Марин, а тебе их не жалко? — спросил Витя.
Тоже ещё — жалостливый нашёлся! Жену, значит, не жаль, что она целыми днями крутится, как белка в колесе, чтобы прокормить себя, детей и его, ненаглядного (на его переводах особо не пошикуешь), а зарплата — копейки. Это на Западе, где медработники получают дай Бог каждому, можно позволить себе поиграть в благородство. А у нас — каждый за себя. Правда, Машка и тут умудряется: врачебный долг, клятва Гиппократа. Дурочка убогая! Лучше бы о своём сына подумала — его кормить и одевать больше некому.
После ужина муж и дети вернулись к своим делам.
Ну почему, почему так случилось? Она уберегла его от всего. И от обломка, летящего ему в живот, и от чемодана, который должен был раскрошить Мишин череп на мелкие кусочки. Всё это предназначалось ему. И кусок стекла, упавший на мать и порезавший ей голову — он тоже падал на Мишу. Но мама в последний момент оттолкнула его от смерти своим телом. Она его защитила. А он сидит рядом, живой и почти невредимый и ничем не может ей помочь.
Со всех сторон слышались стоны, крики. Кто-то в мучениях умирал, кто-то, как и Миша, звал своих близких. А кто-то уже не кричал, превратившись в бесформенную кровавую массу.
Скорая! Наконец-то!
Мужчины и женщины в белых халатах принялись выходит из машин. Одна из них, дама чуть полноватая, с глубоко посаженными маленькими глазами, с прядями прямых тёмных волос, падающих на тяжёлые выступающие скулы, приблизилась к Мише.
— Тётя! Тётя! Спасите мою маму! — умолял мальчик.
— Заткнись! — резко оборвала она, оценивающе глядя на раненую.
Подняв с земли её руку, она вдруг резким движением сдёрнула с безымянного пальца золотой перстень с красным камнем. Затем так же небрежно бросила руку обратно.
— Тётя! Маме больно! — вскрикнул Миша.
Но медсестра не обратила на это никакого внимания. Добравшись до головы, резко повернула её в сторону, чтобы выдрать из ушей золотые серёжки.
«Да пусть забирает всё, — думал Миша. — Пусть только поможет маме, пусть не даст ей умереть! Пожалуйста!»
— Тётя! Вернитесь! — просил он уже вслух, видя, как медсестра с чувством исполненного долга удаляется.
— Не ори! — ответила та, обернувшись, с крайним раздражением. — Твоя мамка всё равно подохнет.
Так просто и так безжалостно, словно отвечала назойливому прохожему, как пройти куда-то.
Она ушла дальше, унося последние крохи надежды.
Прошло, наверное, минут пятнадцать (это потом Миша узнал, а тогда ему казалось, что целая вечность), прежде чем другая сестра милосердия, наконец, подошла к его матери и сняла с её груди чемодан. Наклонилась и горестно покачала головой, стараясь не смотреть на мальчика. Он всё понял без слов.
Лифт опять не работал. Плюнув с досады, Марина принялась карабкаться по лестнице. На площадке между третьим и четвёртым этажом ей под ноги подвернулась чёрно-белая кошка.
— Куда прёшь, тварь? — крикнула женщина, пинком отбрасывая животное к мусоропроводу.
А вот, наконец, и четвёртый, нужный.
Достигнув его, Марина вытащила из дамской сумочки ключ и вставила в замок. Дверь, скрипя, открылась.
Витя не обратил на приход жены никакого внимания, всё так же продолжая пялиться в экран телевизора, развалившись на диване и выставив напоказ толстый от пива живот. Четырнадцатилетний Кирилл сидел за компьютером и, как обычно, резался в какую-то стрелялку. А двенадцатилетняя Лиза увлечённо болтала по телефону с подружкой. Когда мать вошла, они оба, не повернув головы, процедили:
— Привет, ма!
И тут же продолжали заниматься своими делами.
Оказавшись на кухне, Марина сварила на скорую руку вермишель с сосисками и позвала домашних ужинать.
— Ну, как дела на работе? — спросил Витя, откусывая солидный кусок. — По телику сказали, поезда стукнулись, жертв много.
— Да, на этот раз повезло, — ответила Марина с довольной улыбкой.
— Денег много набрала? — вмешался Кирилл.
— Их-то как раз не очень. Так — бирюльки с баб поснимала.
На лицах детей появилось выражение неудовольствия. Оно и понятно — ожидали-то они большего. Но Марина, сделав вид, что вовсе этого не заметила, продолжала:
— Зато у одной фифы кольцо было дорогущее, явно старинное. Думаю, за него много дадут.
— С трупака сняла? — уточнила дочь, выражение лица которой несколько потеплело.
Кольцо. Нет, его хозяйка была ещё жива, хоть и в тяжёлом состоянии. В таком она вряд ли могла что-то видеть. Тем более, её кажется, не спасли, к великому огорчению идиотки Машки. Единственное, возле неё сидел пацан лет эдак десяти, всё помочь просил. Но он молокосос, всё равно ничего не докажет.
— Марин, а тебе их не жалко? — спросил Витя.
Тоже ещё — жалостливый нашёлся! Жену, значит, не жаль, что она целыми днями крутится, как белка в колесе, чтобы прокормить себя, детей и его, ненаглядного (на его переводах особо не пошикуешь), а зарплата — копейки. Это на Западе, где медработники получают дай Бог каждому, можно позволить себе поиграть в благородство. А у нас — каждый за себя. Правда, Машка и тут умудряется: врачебный долг, клятва Гиппократа. Дурочка убогая! Лучше бы о своём сына подумала — его кормить и одевать больше некому.
После ужина муж и дети вернулись к своим делам.
Страница
1 из 9
1 из 9
