Каньон костей

Команчи выгнали его из племени, теперь он живет в пустыне.

— Зачем ты притащил сюда этот кусок дерьма? — презрительно глянул на старика Хилдерман.

— Он пришел наниматься к Майлсу. И говорит, что видел четырех всадников, мистер. Но я плохо знаю язык команчей, чтобы понять все, что он болтает.

— Вот как? Бенсон, спускайся, спроси, где он их видел? — Хилдерман сдвинул шляпу на затылок и шагнул к старику. — Скажи, что я дам доллар, если расскажет точно все, как было.

Бенсон заговорил со стариком. После нескольких фраз помощник повернулся к боссу. Лицо его было растерянно:

— Он сказал: все четверо поехали к Каньону Костей.

Люди Хилдермана переглянулись:

— Врет, чертов индеец.

— А если нет?

— Проклятое место, — проронил кто-то. — Они мертвецы, если отправились туда.

— А ну, заткнитесь все, — рявкнул шериф. — Значит, уцелели все… Спроси, когда он их видел?

— Он говорит: совсем недавно.

— Вот оно что. Эти подонки думают, что там я их не достану! Они ошиблись. Солнце садится, парни, — сказал шериф. — Времени мало. Если поспешим, мы догоним их до темноты. По коням!

Индеец заговорил, указывая в сторону гор.

— Что он там лепечет? — спросил Хилдерман, взобравшись в седло.

— Он сказал: не надо ходить за ними. Они уже мертвецы, — сказал Бенсон.

— Тогда это избавит нас от хлопот, — усмехнулся шериф. — Хотя я хотел лично вздернуть кое-кого из них.

Старик снова залопотал, размахивая костлявыми руками. Похожие на птичьи когти пальцы ударяли в смуглую тощую грудь, словно пытаясь добраться до сердца.

— Он говорит: нельзя идти за ними, — перевел Бенсон. — Умрут все, кто войдет в каньон. Манингачи вырвет нам сердца.

— Что за Манингачи? — спросил кто-то.

— Хватит слушать индейские сказки, — оборвал шериф. — Там мое золото. По коням!

Старик смотрел вслед удалявшимся всадникам. Словно высеченное из красного камня, лицо индейца оставалось бесстрастным. Он что-то прошептал и побрел в город.

— Мы приехали, — сказал Винки.

Всадники остановили коней. Вход в каньон был узок и в свете заходящего солнца походил на врата ада: красные, цвета яркой крови, скалы и проход: черная, непроницаемая для взгляда, треугольная дыра. В желтом песке неподалеку торчали насыпанные из камней курганы, в центре которых возвышались тотемы — грубые, раскрашенные деревянные идолы с кучами костей вокруг.

— Койоты здесь жирные, должно быть, — заметил Бэнкс.

— Дальше команчи не ходят, — оглядываясь, проговорил Сандерс. — А они не трусы. Кто-нибудь из вас видел трусливого команча?

— Я вижу только трусливого белого, — презрительно процедил Кондор. — Поехали быстрей, сдается мне, Хилдерман уже понял, что к чему.

Въехать в каньон в седле было невозможно: всадник рисковал разбить голову о низкий каменный потолок. Винки спешился первым и решительно шагнул во тьму, ведя лошадь в поводу.

— Давай, Кич, — сказал Кондор. — Ты следующий.

— Это почему?

— Сам догадайся.

Они замерли, глядя друг на друга.

— Я к тебе спиной не повернусь, Кондор, — сказал, играя желваками, Кич. — Иди первым сам.

— Нет, ты пойдешь! — выплюнув соломинку, Бэнкс шагнул к нему. Кич сжал кулаки. Джек протянул руку, схватив его за плечо:

— Хватит, парни. Иди спокойно, Кич, а я пойду между вами.

Поначалу узкий, проход постепенно ширился, а вскоре Джек увидел небо: синее, с россыпью ярких звезд. Приближалась ночь.

Винки ждал неподалеку. Папироса тлела в его крепких зубах.

— Вот мы и на месте, — сказал он, выдыхая дым. — Можно сесть на коней.

Джек с облегчением взобрался в седло. В нем он чувствовал себя уверенней. Звук копыт эхом отражался от стен ущелья.

— Почему индейцы так боятся этого места? — прервал молчание Бэнкс, разглядывая отвесные стены каньона. Сразу после тесного прохода скалы раздались вширь, и глазам открылся каньон: древние, изломанные временем базальтовые стены поднимались на сотню футов, темной громадой нависая над головами путников.

— Индейские сказки, — сказал Винки. — Кто-то кого-то пристрелил, койоты обглодали кости, а говорят, будто здесь живет чудовище, невиданный зверь.

— Что за зверь? — спросил Сандерс. — Что ты слышал? Расскажи.

— Индейцы зовут его Манингачи, это значит: орел-змей.

— Разве такое бывает? — удивился Кич.

— Вот видишь, даже ты понял это сам, — усмехнулся Винки. — Как думаете, когда шериф поймет, куда мы поехали?

— Думаю, уже понял, — сказал Джек. Он уловил насмешку Пройдохи и опасался, что вспыльчивый Кич может затеять стрельбу из-за пустяка. Но в этом месте забияке Сандерсу было не по себе: он закусил губу и озирался по сторонам.

— Тогда другой вопрос, — Винки повернулся к товарищам.