Добавить в моё избранное
26 мин, 37 сек 6293
Размахивая тросточкой на манер сабли, ревел:
— Чемберленцы, кровососы! Жми их, Моська, Жми!
На пути он встретил шампанскую бутылку ростом с себя. Отбросив палочку, приложился к ней, ухватив обеими ручками.
На патефоне заиграл фокстрот «Бублички», присосавшийся к бутылке Мефодий скрылся за спинами танцующих. Все смешалось.
Альбино проснулся в фургоне. Лежал, завернутый в одеяло поверх бархатного алого жилета и полосатых штанов. Хотя без шляпы и ботинок, но не на скрипучей раскладной кровати, а на полу.
Паси, с которой Альбино по-братски делил жилище, не было. Ее кровать была аккуратно заправлена. Поверх синего шерстяного одеяла лежала брошюра «Революция и молодежь».
Щурясь на излишне яркое солнце, страдая мигренью и жаждой, Альбино поплелся к умывальнику.
На территории цирка уже кипела жизнь. Н-ская публика в картузах, цветастых шалях и начищенных сапогах переходила от одного балагана к другому. Покупала у лоточников бублики и сушки, леденцов-петушков на палочке. В тире отрывисто щелкала винтовка. Скрипело Чертово Колесо, дети восхищено вопили, возносясь навстречу облакам. Карусель поскрипывала, по кругу плыли оскаленные лошадки, пучеглазые морские коньки и лобастые барашки. Паровой органчик выводил спотыкающуюся, несколько заунывную, зато слышную далеко окрест мелодию штраусовского «Голубого Дуная».
Возле умывальника Альбино встретилась Вика Шармантель, цирковая дива. Он мысленно чертыхнулся.
— Поддал вчера жару, блондинчик, нечего сказать! — лучезарно улыбаясь, Вика раскрутила кран, пригоршней зачерпнула воды, провела ладонью по открытой шее, и вниз — по вырезу легкого до неприличия платья. — Погулял от души, а?
Пробубнив-прохрипев в ответ нечто нейтральное, Альбино набрал воды в ковш, стал жадно пить.
Вика перекинула полотенце через плечо, отвела волосы, жмурясь, подставляя лицо солнечным лучам:
— Чего вчера нес-то, хоть помнишь?
Отставляя опустевший ковш, Альбино пробубнил-прохрипел в ответ нечто отрицательное. Раскрутил кран, принялся с фырканьем умываться, сплевывая, подставил под струю голову, взъерошил белые волосы. Вода побежала веселыми ручейками по белым плечам, по голой спине. По вдохновенной работе китаянки Ниу — чернильным переплетениям, кружевам узоров — цветам живым и цветам мертвым, оскаленным черепам, раскрытым глазам, по птицам с женскими личиками, по человечьим телам с птичьими головами, по ухмыляющемуся солнечному лику и ехидному носатому месяцу, по ощеренным волкам, пляшущим арлекинам, скорпионам, русалкам, индейцам, листьям, шипам, стеблям, лепесткам…
— Ну-ну, — Вика оценивающе поглядывала сверху вниз, подперев крутое бедро загорелой голой рукой. — Давненько не захаживал ко мне, Картиночка… что так?
Отплевываясь и морщась, Альбино распрямился. Выдавил из себя с трудом:
— Времени не было…
Несколько месяцев назад, под воздействием алкоголя и отчаяния, он совершил большую ошибку. Вопреки всем вслух невысказанным советам мужской части труппы, вопреки общей репутации дивы и здравому смыслу, вступил с Викой в порочную связь в кузове «карусельного» грузовика. Ничем кроме обоюдной неловкости и осуждающих взглядов такая связь закончиться не могла.
Поскольку сам термин «неловкость» плохо сочетался с Викой Шармантель, она, ловко обкусив заусенец на большом пальце, прищурилась, вытянула губы трубочкой и отправила в затылок Альбино прицельный осуждающий взгляд.
Чувствуя его ядовитое жжение, он поплелся обратно к вагончику — за рабочим реквизитом. Рабочий день его начался уже час тому как.
Товарищ Нигредо уже прохаживался у входа. Прямо под решетчатой аркой с вывеской «ПроПерЦирк-НарВысДик», снабженной звездой, серпом и плугом, составленной из лампочек, которым по вечернему времени предстоит весело мигать на три цвета.
Товарищ Нигредо, в клетчатом жилете на мускулистом черном торсе и сбитом канотье на затылке, помахивал тростью (которые хорошо годились как для всяческих зазывательных жестов, так и для усмирения разгоряченных посетителей) лениво и громко выводя:
— НЕ ПРОХОДИ МИМО ЛЮД РАБОЧИЙ! РАБОТАЕМ С УТРА ДО ГЛУБОКОЙ НОЧИ!
Воскресно одетая Н-ская публика, сплевывая подсолнечную лузгу и посмеиваясь, стекалась под арку, мельком поглядывая на черного человека.
Появление Альбино, со всеми его картинками поверх меловой кожи, было воспринято гуляющими с несколько большим интересом.
Мальчуган в кепке на глаза поинтересовался, отправляя в рот очередную порцию семечек «Больно было, дядь?» Альбино в ответ прищурил алые глаза и сотворил самую зверскую из своих гримас. Мальчишка попятился, смешиваясь с толпой.
Завидев товарища, Нигредо выкатил негритянские белки и продемонстрировал все свои сияющие зубы в самой радушной улыбке. Проходившая мимо публика невольно прижмурилась от такого блеска.
— Чемберленцы, кровососы! Жми их, Моська, Жми!
На пути он встретил шампанскую бутылку ростом с себя. Отбросив палочку, приложился к ней, ухватив обеими ручками.
На патефоне заиграл фокстрот «Бублички», присосавшийся к бутылке Мефодий скрылся за спинами танцующих. Все смешалось.
Альбино проснулся в фургоне. Лежал, завернутый в одеяло поверх бархатного алого жилета и полосатых штанов. Хотя без шляпы и ботинок, но не на скрипучей раскладной кровати, а на полу.
Паси, с которой Альбино по-братски делил жилище, не было. Ее кровать была аккуратно заправлена. Поверх синего шерстяного одеяла лежала брошюра «Революция и молодежь».
Щурясь на излишне яркое солнце, страдая мигренью и жаждой, Альбино поплелся к умывальнику.
На территории цирка уже кипела жизнь. Н-ская публика в картузах, цветастых шалях и начищенных сапогах переходила от одного балагана к другому. Покупала у лоточников бублики и сушки, леденцов-петушков на палочке. В тире отрывисто щелкала винтовка. Скрипело Чертово Колесо, дети восхищено вопили, возносясь навстречу облакам. Карусель поскрипывала, по кругу плыли оскаленные лошадки, пучеглазые морские коньки и лобастые барашки. Паровой органчик выводил спотыкающуюся, несколько заунывную, зато слышную далеко окрест мелодию штраусовского «Голубого Дуная».
Возле умывальника Альбино встретилась Вика Шармантель, цирковая дива. Он мысленно чертыхнулся.
— Поддал вчера жару, блондинчик, нечего сказать! — лучезарно улыбаясь, Вика раскрутила кран, пригоршней зачерпнула воды, провела ладонью по открытой шее, и вниз — по вырезу легкого до неприличия платья. — Погулял от души, а?
Пробубнив-прохрипев в ответ нечто нейтральное, Альбино набрал воды в ковш, стал жадно пить.
Вика перекинула полотенце через плечо, отвела волосы, жмурясь, подставляя лицо солнечным лучам:
— Чего вчера нес-то, хоть помнишь?
Отставляя опустевший ковш, Альбино пробубнил-прохрипел в ответ нечто отрицательное. Раскрутил кран, принялся с фырканьем умываться, сплевывая, подставил под струю голову, взъерошил белые волосы. Вода побежала веселыми ручейками по белым плечам, по голой спине. По вдохновенной работе китаянки Ниу — чернильным переплетениям, кружевам узоров — цветам живым и цветам мертвым, оскаленным черепам, раскрытым глазам, по птицам с женскими личиками, по человечьим телам с птичьими головами, по ухмыляющемуся солнечному лику и ехидному носатому месяцу, по ощеренным волкам, пляшущим арлекинам, скорпионам, русалкам, индейцам, листьям, шипам, стеблям, лепесткам…
— Ну-ну, — Вика оценивающе поглядывала сверху вниз, подперев крутое бедро загорелой голой рукой. — Давненько не захаживал ко мне, Картиночка… что так?
Отплевываясь и морщась, Альбино распрямился. Выдавил из себя с трудом:
— Времени не было…
Несколько месяцев назад, под воздействием алкоголя и отчаяния, он совершил большую ошибку. Вопреки всем вслух невысказанным советам мужской части труппы, вопреки общей репутации дивы и здравому смыслу, вступил с Викой в порочную связь в кузове «карусельного» грузовика. Ничем кроме обоюдной неловкости и осуждающих взглядов такая связь закончиться не могла.
Поскольку сам термин «неловкость» плохо сочетался с Викой Шармантель, она, ловко обкусив заусенец на большом пальце, прищурилась, вытянула губы трубочкой и отправила в затылок Альбино прицельный осуждающий взгляд.
Чувствуя его ядовитое жжение, он поплелся обратно к вагончику — за рабочим реквизитом. Рабочий день его начался уже час тому как.
Товарищ Нигредо уже прохаживался у входа. Прямо под решетчатой аркой с вывеской «ПроПерЦирк-НарВысДик», снабженной звездой, серпом и плугом, составленной из лампочек, которым по вечернему времени предстоит весело мигать на три цвета.
Товарищ Нигредо, в клетчатом жилете на мускулистом черном торсе и сбитом канотье на затылке, помахивал тростью (которые хорошо годились как для всяческих зазывательных жестов, так и для усмирения разгоряченных посетителей) лениво и громко выводя:
— НЕ ПРОХОДИ МИМО ЛЮД РАБОЧИЙ! РАБОТАЕМ С УТРА ДО ГЛУБОКОЙ НОЧИ!
Воскресно одетая Н-ская публика, сплевывая подсолнечную лузгу и посмеиваясь, стекалась под арку, мельком поглядывая на черного человека.
Появление Альбино, со всеми его картинками поверх меловой кожи, было воспринято гуляющими с несколько большим интересом.
Мальчуган в кепке на глаза поинтересовался, отправляя в рот очередную порцию семечек «Больно было, дядь?» Альбино в ответ прищурил алые глаза и сотворил самую зверскую из своих гримас. Мальчишка попятился, смешиваясь с толпой.
Завидев товарища, Нигредо выкатил негритянские белки и продемонстрировал все свои сияющие зубы в самой радушной улыбке. Проходившая мимо публика невольно прижмурилась от такого блеска.
Страница
2 из 9
2 из 9
