Случай на волнорезе

Я мотнул головой:

— Не сейчас, может быть попозже.

— Ты не хочешь, — с плохо скрытой злостью сказал он. — Ты боишься…, — растянул он и добавил, как в заключение: — проиграешь.

Возможно он врал про мастера спорта. Проверять это мне не хотелось, тем более я видел, как он непринужденно плавал, а сам я еле доплыл до волнореза.

Покусывая сохнущие губы, я отчаянно искал пути отступления, пути спасения.

Берег виделся мне теперь еще дальше, чем волнорез перед заплывом. Я с жадностью всматривался в серую полоску пляжа, окантованную глиняным склоном. Я буквально считал людей на нем, присматриваясь и пытаясь уловить по малейшим движениям: не собираются ли они в воду. Особые надежды я возлагал на многочисленную группу сверстников, разбивших бивак с подстилками, рюкзаками, велосипедами. Такого просто не могло быть, чтоб они не решили искупаться.

На пирсе старый рыбак закидывал удочку. Я понимал, что не докричусь до него, сквозь шум волн, и не смогу привлечь внимание другими способами.

Я оказался в ловушке и клялся себе: что если останусь жив — никогда больше не пойду на этот пляж. Хотя прекрасно понимал: любые обещания и молитвы в моей ситуации бессильны были на что либо повлиять.

Мне захотелось по-маленькому. Не от страха, может быть из-за пива. Я опустился на корточки, не рискуя сесть на плиту и принялся мочится в воду сквозь плавки, которые от этого заметно потеплели.

— Ты что там — ссышь? — с непринужденной грубостью спросил он.

— Нет, не ссу… — возмущенно ответил я.

— Значит не ссышь…, — произнес он, усмехаясь и вкладывая в слова явно другой смысл.

На берегу произошло оживление. Подростки, с разбегу, гурьбой бросились в море. Вода забурлила и успокоилась — часть молодых людей остановилась, но вскоре двое из них решили устроить заплыв.

Я встал, поправляя плавки, но не отрывая взгляд от соревнующихся. Мой враг насупился и озабоченно глядел на приближающихся пловцов.

Волнорез был длинный, они могли забраться на него и в полусотне метров от нас.

Я конечно не хотел показывать, свою заинтересованность и старался не глядеть на пловцов. Но когда они прошли половину расстояния до нас — не заметить их было невозможно.

— Будем делать ставки? — холодно спросил он.

А я смотрел на два бурлящих потока, приближавшихся к волнорезу и думал о том, как было бы хорошо, если бы я мог развить такую скорость — он бы не запугал меня хвастливыми заявлениями.

Но я так хорошо не плавал. Мне хотелось бросится навстречу пловцам, хотя бы бегом по скользкому и острому от ракушек камню волнореза, но мой враг стоял между мной и тем заветным местом, где по моим прикидкам, они вот-вот должны были оказаться.

Первый пловец, уверенно рассекая воду, приблизился к волнорезу, коснулся его загорелой рукой, стремительно развернулся, и поплыл обратно.

Дыхание сперло в моей груди, колени рефлекторно согнулись. Мое тело готово было последовать за ними, мне хотелось крикнуть им, но я понимал, что это все без толку. Даже если второй пловец и услышит меня, он не захочет сдаваться. Он даже паузы не сделает, когда коснется рукой волнореза, и продолжит преследовать своего товарища.

Так оно и произошло.

— Еще не поздно сделать ставку, по более низким коэффициентам, но почти наверняка зная исход, — позлорадствовал мой мучитель. Он глядел то на меня, то в спины удаляющихся пловцов, и едва ли не смеялся.

— Я не люблю плавание и не делаю ставок, — ответил я.

— Серьезно? — удивился он, и даже, как будто, опечалился, услышав об этом. — Живешь возле моря и не любишь плавать…

— Такое бывает…

— Бывает? — переспросил он, с наигранной недоверчивостью и посмотрел на меня, словно ждал, что я сейчас буду разубеждать его.

Но я молчал и смотрел как пловцы завершают спринтерский заплыв, который мне казался марафонским.

Победитель был уже на берегу и воздевал руки к небу, требуя оваций от многочисленной компании друзей.

Я надеялся, что на этом соревнования не закончатся, но подростки больше не шли в воду. Оглядывая берег в поисках людей собирающихся заплыть на волнорез, я не увидел никого. Мой блуждающий взгляд остановился на песочном замке.

Замок был разрушен.

Всматриваясь в него я пытался различить башни. Мне хотелось, чтобы хоть одна башенка уцелела. Я готов был поверить в свое спасение, если увижу башню, но как не присматривался — с такого расстояния не мог увидеть наверняка.

— Какой вид спорта любишь?

— Что? — переспросил я; его вопрос, несмотря на искусственность нашего общения, казался неуместным, ведь мы оба думали о другом.

— Я люблю футбол, — автоматически ответил я.

— А я просто люблю игру, — сказал он. — Любую захватывающую игру, — многозначительно добавил он и посмотрел на меня.