Дядя Фетиш

Был ли я великим или мудрым хотя бы когда-то? Нет. Я гнался и гонюсь за этой проклятой иллюзией, преследуя её темными ночными дворами, раздирая ей горло и выкалывая глаза, ломая хребет и потроша, словно поросенка, приготовленного для вертела.

Хорошо, что ничего не купил в этом ларьке — хватило денег на проезд. Кондукторша всю дорогу как-то странно смотрела на меня, мне стало неуютно и я, стараясь быть незамеченным, проверил свою скромную одежду на наличие пятен крови. Вроде всё чисто. А может от меня пахнет медью, а я не чувствую, просто уже привык к этому запаху. Нет, надо быть аккуратней и больше не поддаваться инстинктам вот так — спонтанно. Охоту надо продумывать, а внезапные желания подавлять, иначе всё это добром не кончиться. Да и не может ЭТО кончиться добром…

Мимо меня в запотевшем окне, будто нарисованные картинки, проплывают улицы с домами и людьми. Город живёт вечерней жизнью и суетой, которая свойственна декабрьским будням. Все пытаются успеть доделать дела в уходящем году, чтобы новый начать с чистого листа. Я тоже несколько раз пытался так делать. Но, почему-то, все мои свежие страницы непременно окрашивались в красный цвет, который меня раздражает и манит, манит и раздражает…

Мерзкий и неестественный свет ложиться на грязный, забрызганный машинами снег. Картинка мироздания искажается и чахнет в автобусном окне, становится нестерпимой, и я отворачиваюсь. Кондукторша всё ещё сверлит меня недобрым взглядом. Чувствую, начинаю закипать. Чтобы унять раздражение, на всякий случай проверяю нож во внутреннем кармане. Он на месте и ни откуда случайно не выглядывает. Значит всё в порядке, а тетка просто сама свихнулась, наблюдая столько времени чужые озабоченные гримассы.

Начали мелькать знакомые дома — мой район. Направляюсь к выходу, и вскоре колеса автобуса устало поскрипывают, подъезжая к остановке. Двери перед самым лицом распахиваются, и я уже готов вылезти наружу. Но вместо этого опрокидываюсь внутрь салона — удерживают только перила. В автобус вваливается нетрезвая морда, похожая на свинячью. Может быть из-за щек, которые пытаются сомкнуться между собой, поглотив все остальные атрибуты человеческого лица, или из-за мясистого, вздернутого носа, с двумя волосатыми провалами ноздрей. Не знаю, но напоминает мне этот хам именно свинью. Хотя на вкус этот вид мяса весьма неплох, тем более, если хорошо приготовить…

Начинаю дышать глубоко и громко, чтобы контролировать себя и не дать негативным эмоциям овладеть своими руками и не достать нож. Свиное рыло спокойно проходит мимо меня, будто и не было на его пути никакой преграды в виде чудика в замызганном пальто, занимает нагретое мной место и отворачивается к окну. Кондукторша что-то бурчит, кто-то сбоку пытается мне помочь подняться с грязного пола общественного транспорта, истоптанного тысячами ног. Отказываюсь, встаю и выхожу на темный морозный воздух. Двери с шумом закрываются и неуклюжий железный зверь катит дальше по дороге, увозя моего обидчика прочь от этих заброшенных мест.

Холодно. Промозглый ветер моментально забирается под нехитрую и потасканную одежду, заставляя кожу покрываться мурашками. Не двигаюсь, будто жду чего-то. Смотрю на противоестественные каменные сараи бытия, где коротают свои невзрачные годы ячейки так называемого общества, не понимая и даже не задумываясь над смыслом существования. А он, сакральный, о котором так много говорят и пишут есть только в умерщвлении, уж я то знаю, поверь, дорогой слушатель. На земле нет ничего бесконечного, жизнь с момента её первых проявлений обречена на обрыв, что делает её изначально бессмысленной, ведь все развитие, которое достигается в этом странном процессе, обречено на провал — любой гений, злой или добрый, уйдет прахом, превратиться в тлен. Поэтому люди все равны, и никто не имеет права ставить себя выше других, ведь в финале, который у каждого одинаков, лишь пожелтевшая оболочка, закопанная в землю или пепел, развеянный в воздухе.

За этими мыслями возникает сильное желание догнать автобус и покромсать свиную морду на гуляш. Поступить так можно, но только теоретически, так как машина уже далеко.

Ёжусь, смотрю на черный небосвод, бреду домой к тараканам — единственным живым существам, которые нормально реагируют на соседство со мной.

Странно, но в детстве бабушка считала меня очень талантливым. Она даже пыталась отдать меня в музыкальную школу. Но мои способности оказались настолько отвратительными, что даже не помогло веское слово соседки тети Раи, которая имела какие-то прихваты в ГОРОНО. У учителей, которые сидели на вступительном экзамене, были такие лица, будто по стеклу провели куском пенопласта, да ещё так громко, словно приставили к нему микрофон, когда я открыл рот и спел несколько начальных нот. Потом были ещё несколько кружков и каких-то секций. Подробностей сейчас я уже не помню, они пролетали мимо сознания, как посещение участкового врача.