Добавить в моё избранное
29 мин, 48 сек 1228
Они успели. Они смогли. Здесь их…
Тук.
Тук.
Тук.
Ирина замерла, опершись руками на умывальник за спиной. В дверь кто-то постукивал. Осторожно, словно бы боясь повредить деревянную поверхность.
Из под двери дохнуло холодом, но не тем, зимним, с улицы, а каким-то совершенно мертвенным, могильным.
Помоги нам.
Отпусти нас.
Свет замерцал, загорелся ровно, снова замерцал, погас. Они остались в полной темноте, рядом поскуливала совершенно перепуганная Панька.
Ирина стояла, ощущая, как в голове, словно бурный поток от прорвавшейся плотины проносятся мысли, чужие мысли, мысли наполненные вечным холодом бесконечной зимы. Она застонала, попыталась прекратить это, но они были сильнее, их было больше, и они жаждали поговорить с тем единственным, кто видел их, кто понимал их, кто привлек их внимание.
они приходят сюда, потому что им скучно, а здесь… здесь они вместе. Они не закончили свои дела, вот в чем дело, вот почему они все здесь, они собираются, чтобы не забыть, кто они такие. Чтобы не забыть, зачем они здесь, зачем МЫ здесь, нам так холодно, но иногда, иногда мы почти можем вспомнить, кто мы и что мы хотим, впусти нас, помоги нам, ОТПУСТИ НАС
Ирина подняла голову и увидела, как в темноте, в небольшом непрозрачном окне над дверью появилась бледная голова — одна из тех, что была за комнатным окном. Голова смотрела на замершую девушку, смотрела с холодным любопытством. На деревянную панель на той стороне легли длинные, гибкие пальцы, тварь словно бы держалось за притолоку… а затем, к ужасу девушки, позади головы появилась костистая спина, она медленно поднималось, словно существо по ту сторону двери неторопливо выпрямляло длинные, невероятно длинные ноги, поднимаясь все выше, и выше, и выше…
Когда стекло лопнуло, выдавленное бесплотным существом по ту сторону, Ирина просто закрыла глаза, села, обнимая воющую собаку и, чувствуя порыв холодного и несуществующего ветра, подумала:
Отпусти нас.
А потом все исчезло в ледяном вихре темноты.
Евгений Афанасьевич, мужчина из сорок первой квартиры, стоял на ступеньках крыльца подъезда и смотрел на одинокую скамейку, замершую под голым тополем. Он просто стоял, разглядывая пустой двор, заваленный свежим снегом. На снегу не было и следа — чистое, абсолютно девственное полотно, на котором можно было писать все что угодно.
Домофон позади него запищал, дверь открылась и на крыльцо вышла старая, полная женщина, жившая в квартире на первом этаже. Она куталась в бесформенное кашемировое пальто, драное на правом боку и заляпанное непонятно чем. Было тепло, снег прекратился, солнце сияло в вышине, словно начищенный пятак.
— Утро доброе, Маргарита Ивановна, — поздоровался мужчина, не оборачиваясь. Он был стар, очень стар, но его нюх был так же хорош, как и в восемнадцать лет, а в их доме только Маргарита Ивановна пахла кошачьей мочой.
— Какое же оно доброе, — проворчала женщина, выходя на крыльцо и останавливаясь рядом с мужчиной. — Всю ночь проворочалась с боку на бок, все казалось, что ветер задувает в трубе, знаете, с таким звуком противным, словно кто-то…
— Кричит, — закончил Евгений Афанасьевич. — Да, мне тоже показалось.
Старуха подозрительно посмотрела на мужчину, неуверенная, то ли он подшучивает над ней, то ли говорит серьезно. Она — да и все остальные, с кем ей доводилось поговорить на эту тему — никогда не понимала его. Странный он был какой-то, замкнутый, никогда ни с кем не общался ни на одну тему. Но человек хороший, вежливый, так что никто на него не обижался, все так.
— Слышали, наша соседка, молодая женщина, кажется, съехала из квартиры? — сказала старуха только чтобы поддержать разговор. Ей не хотелось идти в ЖКО. Во всяком случае, не сейчас.
— Да, очень прискорбно, — непонятно почему сказал Евгений Афанасьевич. — Я не успел с ней поговорить, не успел объяснить, хоть и пытался, но мне кажется, она не поняла.
— Ага, как же, — кивнула старуха, совершенно не понимая, о чем бормочет ее собеседник.
Минуту они помолчали, думая каждый о своем. Евгений Афанасьевич прислушивался к утреннему шуму города. Ему показалось, или где-то словно бы в соседнем дворе лаяла собака? Большая, судя по звуку…
— А может, все еще не так плохо, — сказал он, по-прежнему прислушиваясь. — Пожалуй, мне стоит сходить в продуктовый, купить тортик к чаю… и еще, вы не знаете, где тут у нас ближайший зоомагазин?
— Э… кажется за углом, напротив «Магнита», — отозвалась совершенно ошеломленная женщина. — А вы что, завели животное?
— Что? — мужчина отстраненно посмотрел на старуху. — Нет-нет, ничего подобного, просто подозреваю, что ко мне сегодня придут гости.
Он прислушался к призрачному лаю, разносящемуся в холодном, чистом воздухе зимнего утра.
— Да, думаю, их будет двое, — кивнул он.
Тук.
Тук.
Тук.
Ирина замерла, опершись руками на умывальник за спиной. В дверь кто-то постукивал. Осторожно, словно бы боясь повредить деревянную поверхность.
Из под двери дохнуло холодом, но не тем, зимним, с улицы, а каким-то совершенно мертвенным, могильным.
Помоги нам.
Отпусти нас.
Свет замерцал, загорелся ровно, снова замерцал, погас. Они остались в полной темноте, рядом поскуливала совершенно перепуганная Панька.
Ирина стояла, ощущая, как в голове, словно бурный поток от прорвавшейся плотины проносятся мысли, чужие мысли, мысли наполненные вечным холодом бесконечной зимы. Она застонала, попыталась прекратить это, но они были сильнее, их было больше, и они жаждали поговорить с тем единственным, кто видел их, кто понимал их, кто привлек их внимание.
они приходят сюда, потому что им скучно, а здесь… здесь они вместе. Они не закончили свои дела, вот в чем дело, вот почему они все здесь, они собираются, чтобы не забыть, кто они такие. Чтобы не забыть, зачем они здесь, зачем МЫ здесь, нам так холодно, но иногда, иногда мы почти можем вспомнить, кто мы и что мы хотим, впусти нас, помоги нам, ОТПУСТИ НАС
Ирина подняла голову и увидела, как в темноте, в небольшом непрозрачном окне над дверью появилась бледная голова — одна из тех, что была за комнатным окном. Голова смотрела на замершую девушку, смотрела с холодным любопытством. На деревянную панель на той стороне легли длинные, гибкие пальцы, тварь словно бы держалось за притолоку… а затем, к ужасу девушки, позади головы появилась костистая спина, она медленно поднималось, словно существо по ту сторону двери неторопливо выпрямляло длинные, невероятно длинные ноги, поднимаясь все выше, и выше, и выше…
Когда стекло лопнуло, выдавленное бесплотным существом по ту сторону, Ирина просто закрыла глаза, села, обнимая воющую собаку и, чувствуя порыв холодного и несуществующего ветра, подумала:
Отпусти нас.
А потом все исчезло в ледяном вихре темноты.
Евгений Афанасьевич, мужчина из сорок первой квартиры, стоял на ступеньках крыльца подъезда и смотрел на одинокую скамейку, замершую под голым тополем. Он просто стоял, разглядывая пустой двор, заваленный свежим снегом. На снегу не было и следа — чистое, абсолютно девственное полотно, на котором можно было писать все что угодно.
Домофон позади него запищал, дверь открылась и на крыльцо вышла старая, полная женщина, жившая в квартире на первом этаже. Она куталась в бесформенное кашемировое пальто, драное на правом боку и заляпанное непонятно чем. Было тепло, снег прекратился, солнце сияло в вышине, словно начищенный пятак.
— Утро доброе, Маргарита Ивановна, — поздоровался мужчина, не оборачиваясь. Он был стар, очень стар, но его нюх был так же хорош, как и в восемнадцать лет, а в их доме только Маргарита Ивановна пахла кошачьей мочой.
— Какое же оно доброе, — проворчала женщина, выходя на крыльцо и останавливаясь рядом с мужчиной. — Всю ночь проворочалась с боку на бок, все казалось, что ветер задувает в трубе, знаете, с таким звуком противным, словно кто-то…
— Кричит, — закончил Евгений Афанасьевич. — Да, мне тоже показалось.
Старуха подозрительно посмотрела на мужчину, неуверенная, то ли он подшучивает над ней, то ли говорит серьезно. Она — да и все остальные, с кем ей доводилось поговорить на эту тему — никогда не понимала его. Странный он был какой-то, замкнутый, никогда ни с кем не общался ни на одну тему. Но человек хороший, вежливый, так что никто на него не обижался, все так.
— Слышали, наша соседка, молодая женщина, кажется, съехала из квартиры? — сказала старуха только чтобы поддержать разговор. Ей не хотелось идти в ЖКО. Во всяком случае, не сейчас.
— Да, очень прискорбно, — непонятно почему сказал Евгений Афанасьевич. — Я не успел с ней поговорить, не успел объяснить, хоть и пытался, но мне кажется, она не поняла.
— Ага, как же, — кивнула старуха, совершенно не понимая, о чем бормочет ее собеседник.
Минуту они помолчали, думая каждый о своем. Евгений Афанасьевич прислушивался к утреннему шуму города. Ему показалось, или где-то словно бы в соседнем дворе лаяла собака? Большая, судя по звуку…
— А может, все еще не так плохо, — сказал он, по-прежнему прислушиваясь. — Пожалуй, мне стоит сходить в продуктовый, купить тортик к чаю… и еще, вы не знаете, где тут у нас ближайший зоомагазин?
— Э… кажется за углом, напротив «Магнита», — отозвалась совершенно ошеломленная женщина. — А вы что, завели животное?
— Что? — мужчина отстраненно посмотрел на старуху. — Нет-нет, ничего подобного, просто подозреваю, что ко мне сегодня придут гости.
Он прислушался к призрачному лаю, разносящемуся в холодном, чистом воздухе зимнего утра.
— Да, думаю, их будет двое, — кивнул он.
Страница
8 из 9
8 из 9
