Настала Пасха, чудесный и светлый праздник христова воскресения. С самого утра окрестные холмы оглашал чистый и пронзительный звон колоколов. Казалось, даже воздух пропитан ароматами церковного праздника. К полудню все жители города потянулись к храму на воскресную службу. Церковный двор уже был полон молящихся, но народ продолжал прибывать.
Добавить в моё избранное
28 мин, 59 сек 463
В толпе прихожан, покрыв голову черным платком, стояла молодая девушка. Это была Луиза, торговка из цветочной лавки. Она поставила свечку Богоматери, и стала вслушиваться в торжественные церковные песнопения. В голове ее при этом вертелась одна подленькая и навязчивая мыслишка, которая отнюдь не соответствовала царящей вокруг возвышенной атмосфере. А думала эта, с виду вполне скромная и целомудренная девушка о вещах отнюдь не столь благопристойных.
О чем поет хор, — рассуждала она, — никто не понимает, но все слушают, разинув рты, и как заведенные повторяют вслед за священником «аллилуйя, аллилуйя». Интересно, а понимает ли священник, служащий эту самую литургию, что поется в многочисленных божественных гимнах? И если не понимает, то чем он отличается от просто попугая, которого тоже можно научить читать молитвы?
Вот представьте себе такую картинку. Начинается обедня. Выносят золотую клетку с попугаем, снимают с клетки покрывало. А попугай голосом архиепископа говорит: «Патер эт филиус эт спиритус санктус. Амен.»
Пока Луиза предавалась этим кощунственным размышлениям, отворились царские врата, архиепископ собственной персоной вышел на амвон и начал причащать верующих. Луиза тоже поцеловала крест и приложилась к руке его преосвященства. Затем послушно вкусила причастие, но глотать его не стала, а молча направилась к выходу. Выйдя с церковного двора, она украдкой выплюнула причастие в выгребную яму. Так велел ей сделать отец Аврелиус.
Отец Аврелиус — ее настоящий духовный наставник. Раньше он был аббатом, и даже имел свой собственный приход. Но этот молодой священник оказался непозволительно умен и вызывающе вольнодумен, ибо осмелился по-своему толковать католическое учение. В итоге, за свободомыслие и чересчур либеральные взгляды в вопросах религии, он был лишен сана и отлучен от церкви. Спасаясь от преследования святой инквизиции, опальный священник скрывался во многих городах. Это были времена, когда инквизиторы не щадили никого: ни стариков, ни молодых, ни больных — любой мог попасть к ним в лапы. А тем несчастным, которые уже попались, оставалось уповать лишь на чудо.
Так что, можно сказать, Аврелиусу повезло, — он поселился в тихом и вечно сонном городишке в глухой провинции, где открыл свой собственный трактир. На его месте следовало бы сидеть тихо, да радоваться, что вообще жив остался и со временем он мог бы приобрести репутацию уважаемого и благопристойного горожанина, однако, вопреки ожиданию, речи свои богохульные он не прекратил, чем приобрел много противников, которые называли его чернокнижником и еретиком.
Луиза относилась к той части горожан, для кого слова Аврелиуса попали на благодатную почву. Она почитала его за своего пастора и учителя. И сегодня в полночь должно было состояться очередное собрание общины Аврелиуса.
Уже битый час Аврелиус стоял под палящим полуденным солнцем. Томительное ожидание начало его раздражать. Впрочем, его нетерпение разделяли многие из собравшихся зрителей. Но ради развлечения, которое должно начаться ровно в полдень, стоило еще немного потерпеть. А зрелище действительно обещало быть захватывающим и незабываемым. Иначе чем объяснить, почему сегодня, в воскресенье, все взрослое население города после церковной мессы не разбрелось, как обычно, по кабакам и трактирам, а собралось здесь, на площади перед городской ратушей? Дело в том, что сегодня должна состояться казнь, а для тихого провинциального городка такое событие — настоящая редкость.
Аврелиус облизнул пересохшие губы и решил для себя, что после экзекуции обязательно пропустит кружечку — другую пива. До полудня оставалось несколько минут. Казалось, толпа затихла в ожидании кровавого развлечения. Аврелиус принялся лениво рассматривать собравшихся. Одна молодая девушка, почти ребенок, сразу привлекла его внимание. «Что она делает здесь, — удивился Аврелиус, — сегодняшнее зрелище не предназначено для ее невинных глаз!»
Тем временем, в центре площади заканчивали возведение эшафота. На столбе, установленном рядом с эшафотом, прибили заверенный губернаторской печатью пергамент с описанием злодеяний осужденного. Впрочем, любой из присутствующих здесь зрителей без труда мог бы рассказать, о чем написано в губернаторской грамоте. Ведь последние дни весь город только об этом и говорил.
Началась вся эта история месяц тому назад с того, что местный лесник нашел труп молодой девушки, пропавшей за несколько дней до того. Надо сказать, что узнать ее было почти невозможно, ибо тело несчастной девушки оказалось ужасно изуродовано. Поначалу грешили на волков, но вскоре выяснилось, что волки тут ни при чем. Кто-то завел бедняжку в лес и вдоволь над ней позабавился. Ее повесили вверх ногами на дереве, и принялись глумиться над несчастной — жгли огнем и кололи ножом, пока на ее некогда девственном теле не осталось ни одного живого места. После чего мучитель вырезал девушке глаза и язык, распорол живот и вытряхнул все внутренности, затолкав вместо них пепел и опавшую листву.
О чем поет хор, — рассуждала она, — никто не понимает, но все слушают, разинув рты, и как заведенные повторяют вслед за священником «аллилуйя, аллилуйя». Интересно, а понимает ли священник, служащий эту самую литургию, что поется в многочисленных божественных гимнах? И если не понимает, то чем он отличается от просто попугая, которого тоже можно научить читать молитвы?
Вот представьте себе такую картинку. Начинается обедня. Выносят золотую клетку с попугаем, снимают с клетки покрывало. А попугай голосом архиепископа говорит: «Патер эт филиус эт спиритус санктус. Амен.»
Пока Луиза предавалась этим кощунственным размышлениям, отворились царские врата, архиепископ собственной персоной вышел на амвон и начал причащать верующих. Луиза тоже поцеловала крест и приложилась к руке его преосвященства. Затем послушно вкусила причастие, но глотать его не стала, а молча направилась к выходу. Выйдя с церковного двора, она украдкой выплюнула причастие в выгребную яму. Так велел ей сделать отец Аврелиус.
Отец Аврелиус — ее настоящий духовный наставник. Раньше он был аббатом, и даже имел свой собственный приход. Но этот молодой священник оказался непозволительно умен и вызывающе вольнодумен, ибо осмелился по-своему толковать католическое учение. В итоге, за свободомыслие и чересчур либеральные взгляды в вопросах религии, он был лишен сана и отлучен от церкви. Спасаясь от преследования святой инквизиции, опальный священник скрывался во многих городах. Это были времена, когда инквизиторы не щадили никого: ни стариков, ни молодых, ни больных — любой мог попасть к ним в лапы. А тем несчастным, которые уже попались, оставалось уповать лишь на чудо.
Так что, можно сказать, Аврелиусу повезло, — он поселился в тихом и вечно сонном городишке в глухой провинции, где открыл свой собственный трактир. На его месте следовало бы сидеть тихо, да радоваться, что вообще жив остался и со временем он мог бы приобрести репутацию уважаемого и благопристойного горожанина, однако, вопреки ожиданию, речи свои богохульные он не прекратил, чем приобрел много противников, которые называли его чернокнижником и еретиком.
Луиза относилась к той части горожан, для кого слова Аврелиуса попали на благодатную почву. Она почитала его за своего пастора и учителя. И сегодня в полночь должно было состояться очередное собрание общины Аврелиуса.
Уже битый час Аврелиус стоял под палящим полуденным солнцем. Томительное ожидание начало его раздражать. Впрочем, его нетерпение разделяли многие из собравшихся зрителей. Но ради развлечения, которое должно начаться ровно в полдень, стоило еще немного потерпеть. А зрелище действительно обещало быть захватывающим и незабываемым. Иначе чем объяснить, почему сегодня, в воскресенье, все взрослое население города после церковной мессы не разбрелось, как обычно, по кабакам и трактирам, а собралось здесь, на площади перед городской ратушей? Дело в том, что сегодня должна состояться казнь, а для тихого провинциального городка такое событие — настоящая редкость.
Аврелиус облизнул пересохшие губы и решил для себя, что после экзекуции обязательно пропустит кружечку — другую пива. До полудня оставалось несколько минут. Казалось, толпа затихла в ожидании кровавого развлечения. Аврелиус принялся лениво рассматривать собравшихся. Одна молодая девушка, почти ребенок, сразу привлекла его внимание. «Что она делает здесь, — удивился Аврелиус, — сегодняшнее зрелище не предназначено для ее невинных глаз!»
Тем временем, в центре площади заканчивали возведение эшафота. На столбе, установленном рядом с эшафотом, прибили заверенный губернаторской печатью пергамент с описанием злодеяний осужденного. Впрочем, любой из присутствующих здесь зрителей без труда мог бы рассказать, о чем написано в губернаторской грамоте. Ведь последние дни весь город только об этом и говорил.
Началась вся эта история месяц тому назад с того, что местный лесник нашел труп молодой девушки, пропавшей за несколько дней до того. Надо сказать, что узнать ее было почти невозможно, ибо тело несчастной девушки оказалось ужасно изуродовано. Поначалу грешили на волков, но вскоре выяснилось, что волки тут ни при чем. Кто-то завел бедняжку в лес и вдоволь над ней позабавился. Ее повесили вверх ногами на дереве, и принялись глумиться над несчастной — жгли огнем и кололи ножом, пока на ее некогда девственном теле не осталось ни одного живого места. После чего мучитель вырезал девушке глаза и язык, распорол живот и вытряхнул все внутренности, затолкав вместо них пепел и опавшую листву.
Страница
1 из 9
1 из 9
